Первая мировая война: объект антироссийской лжи
Россия, которой не было / Статья 2014 года
1 августа 1914 года Германия объявила России войну. С тех пор прошло сто лет, но до сих пор Первая мировая война остается в нашей стране «неизвестной войной». Более того, когда речь заходит о Российской империи, то почти всегда всплывает тема «бездарных генералов», «прогнившего режима», «безвольного царя», «финансовой зависимости от Запада» и тому подобное. ©
___
Но если внимательно изучить вопрос, откуда исходят эти клише, то мы увидим, что авторами этого «продукта» являются лица и силы, которые причастны к борьбе против нашей страны. Иными словами, против жертвы свидетельствует ее убийца, а значит, к таким свидетельствам надо подходить с изрядной долей скептицизма.
Неудивительно, что русская армия и государство периода Первой мировой стали объектами многолетней пропагандистской атаки со стороны тех сил, которым величие России и ее победы поперек горла. Пришло время разобрать и опровергнуть наиболее расхожие штампы черного пиара.
В самом начале войны на русском фронте развернулись сражения в Пруссии и Галиции. Про Восточно-Прусскую операцию слышали все, при этом о Галицийской битве, превосходящей по масштабу Восточно-Прусскую операцию, знают значительно меньше. Почему? Да именно потому, что в ней Россия одержала блестящую победу, а во время Восточно-Прусской операции 2-я армия генерала Самсонова потерпела тяжелое поражение, а 1-я Ренненкампфа отступила.
В каком тоне обычно рассказывают о неудачной операции в Пруссии? Можно выделить два подхода: прямое обливание грязью нашей страны и более тонкое, изощренное издевательство.
Первый подход. Войска бросили в наступление без надлежащей подготовки, неукомплектованными, с плохой организацией тыла. Простые солдаты, разумеется, мужественны, но никакого героизма не хватит, чтобы компенсировать некомпетентность и тем более предательство генералов. Так что крах русских армий закономерен. Вывод из этого следует более чем очевидный и многократно озвученный: Российская империя прогнила, ни система в целом, ни руководство армией в частности никуда не годились. В общем, «проклятый царизм».
Второй, более хитрый подход построен как бы на патриотических позициях. Суть его в следующем. Немцы теснили французов к Парижу, а Россия, верная союзническому долгу, бросилась на выручку. Германия, столкнувшись с нашим наступлением на востоке, перебрасывает с западного фронта часть своих сил и наносит русским поражение. Толком не подготовившись, не завершив мобилизацию, русские своей кровью спасли союзника. Ура русскому солдату и офицеру! Ну и какой же вывод из этого можно сделать? Да практически точно такой же, что и в первом случае.
Судите сами: Россия спасает Францию, думает о союзнике, а своих солдат бросает в неподготовленное наступление, завершившееся крахом. Россия ведет войну не за свои интересы, а за чужие. Ну и кто после этого руководители страны? В лучшем случае – идиоты, в худшем – предатели. И опять получаем «проклятый царизм». Вроде бы и шли другой дорогой, а все равно пришли туда же.
Какова же объективная сторона вопроса? План командования Германской империи базировался на идеях Шлиффена. Находясь во главе немецкого Генерального штаба, он разработал стратегию войны на два фронта. Предполагалось сконцентрировать максимальное количество войск против Франции и сначала разгромить ее быстрым ударом, а потом уже, развернувшись, всей мощью обрушиться на Россию. При этом считалось, что русская мобилизация пройдет медленно и наша армия не успеет воспользоваться тем, что немцы оставляют на Востоке сравнительно незначительный заслон.
Но если сработает план Шлиффена, то миллионы немецких солдат двинутся на Россию. Этого ни в коем случае нельзя было допускать, и русское командование сделало все, чтобы сорвать немецкий блицкриг. В той ситуации счет шел буквально на дни: ведь противник исходил из того, что займет Париж за 39 дней войны. Русским нужно было действовать максимально быстро, этим и объясняется на первый взгляд посредственная подготовка операции. Хотелось бы задать вопрос тем, кто видит здесь признаки «бездарности» и «проклятого царизма»: а как должно было поступить наше верховное командование? Дождаться полной мобилизации, подтянуть значительные резервы, укрепить тылы и… оказаться один на один со всей колоссальной германской армией, переброшенной с Запада на Восток?
Видный германский военачальник Макс Гофман впоследствии писал, что выступление двух российских армий ожидалось немцами между 15 и 20 августа 1914 года. Однако еще до 14 августа они получили сведения, что крупные русские силы пришли в движение. Предприняв наступление в Пруссии, Россия спасала не Францию, а себя, воевала за свои интересы, а не за чужие, и справилась со своими задачами просто блестяще. Блицкриг оказался сорван. Немцы не смогли додавить Францию, увязнув в позиционных боях, и тем самым не смогли перейти ко второй части плана Шлиффена, предусматривавшего удар всеми силами по России.
Нередко можно услышать мнение, что, мол, царская Россия находилась в кабальной финансовой зависимости от Франции и служила чужим интересам, отрабатывая кредиты. Ну что ж, обратимся к цифрам. В 1913 году, то есть накануне войны, наша страна выплатила по всем внешним долгам 183 миллиона рублей. Давайте сравним с общими доходами отечественного бюджета 1913 года: ведь долги выплачивают из доходов. Доходы бюджета составили в тот год 3,4312 миллиарда рублей. Это значит, что на заграничные выплаты ушло всего-навсего 5,33% доходов бюджета. Ну что, видите вы здесь «кабальную зависимость», «слабую финансовую систему» и тому подобные признаки «загнивающего царизма»? Причем 183 миллиона рублей – это выплаты всем иностранным государствам-кредиторам, а не одной лишь Франции.
Выдумки о Российской империи разнообразны, но поразительно нелепы. Например, можно услышать, что к февралю 1917 года армия истощила людские резервы. Утверждается, что русская армия насчитывала всего 7 миллионов человек, а иногда – и того меньше, около 6,5 миллиона. Цифра «7 миллионов» гуляет уже довольно давно и попадается достаточно часто, так что на ней стоит остановиться подробнее. Откуда она взялась?
Крупный военный историк, генерал Николай Головин писал, что к 31 декабря 1916 года в действующей армии находилось 6,9 миллиона человек. Однако в эту цифру не входят еще 2,2 миллиона человек, относившихся к запасным частям, и 350 000 человек, подчиняющихся военному министру: они учитывались отдельно, в отличие от действующей армии, подчиненной Верховному главнокомандующему. Складывая все эти подразделения воедино, получим 9,45 миллиона человек, к тому же в начале 1917 года в армию призвали еще 600 000 человек.
Как же обстояли дела со снабжением столь многочисленной армии? В современных дискуссиях на тему дореволюционной России постоянно всплывает «аргумент» о том, что во время Первой мировой войны наша страна даже винтовками себя обеспечить не смогла и приходилось делать закупки оружия за рубежом. Из этого тут же делают выводы о слабой промышленности, отсталости страны, общей бездарности руководства и так далее.
Вообще-то нетрудно заметить, что в этих рассуждениях есть логическая ошибка. Чтобы ее заметить, рассмотрим два государства: у первого численность армии составляет 10 человек, а у второго – миллион. Допустим, первая страна произвела 10 винтовок и больше произвести не смогла, но все равно обеспечила стопроцентную укомплектованность своей армии винтовками. А вторая произвела 800 000 винтовок, а значит, некомплект составил 200 000.
Представьте себе, что кто-то начнет рассуждать следующим образом: «Смотрите, первая страна полностью себя обеспечила, а у второй нехватка винтовок, 200 000 солдат безоружны. Какой позор, какая отсталая промышленность!» Однако мы же заранее условились, что вторая страна с «отсталой промышленностью» произвела 800 000 винтовок, а первая со своей «передовой промышленностью» – лишь 10 винтовок. И у кого же после этого слабая промышленность? Очевидно, что у первой страны! То есть если мы обсуждаем мощь промышленности, то смотреть надо объем производства.
А теперь обратимся к материалам сверхсоветского свойства, то есть подготовленным в Коммунистической академии, в 1934 году. Это период, когда официальная идеология провозгласила, что Российская империя была полуколониальной страной, а за положительные оценки дореволюционной ситуации запросто могли привлечь к уголовной ответственности. Так вот даже книга «Мировая война в цифрах», вышедшая в такое время, содержит следующие данные производства винтовок за 1916 год: Франция – 800 000, Англия – 853 000, Россия – 1,2 миллиона. Среди стран Антанты у России первое место. Вот, собственно, и все.
Конечно, вопрос снабжения не исчерпывается винтовками, поэтому предоставим слово министру обороны России Дмитрию Шуваеву, который в ноябре 1916 года сделал в Думе доклад на эту тему и сказал следующее:
48-линейные гаубицы: это орудие сложное, господа, и трудно подготовляемое, но и оно в январе 1916 года удвоилось, в августе почти учетверилось сравнительно с январем 1915 года. Винтовки в январе 1916 года (количественно) увеличились в три раза, а в августе 1916 года увеличились в 4 раза сравнительно с январем 1915 года. Снаряды 42-линейные: в январе 1916 года увеличились в 6,5 раза, в августе 1916 года – в 7,5 раза. 48-линейные снаряды: в январе 1916 года увеличились в 2,5 раза, в августе 1916 года – в 9 раз. 6-дюймовые снаряды: в январе 1916 года – в 2 раза, в августе – в 5 раз. 3-дюймовые снаряды в январе 1916 года увеличились в 12,5 раза, а в августе 1916 года – в 19,7 раза. Взрыватели, этот важный элемент для снарядов, увеличились в январе в 6 раз, а в августе – в 19 раз. 48-линейные и 6-дюймовые фугасные бомбы – в 4 раза и в 16 раз. Взрывчатые вещества – я не буду перечислять вам, господа, все, но увеличение произошло в некоторых случаях даже в 40 раз (голоса: «Браво! Браво!»).
Удушающие средства… Господа, надо кланяться нашим артиллеристам. Жаль, что я их не вижу. Я бы в присутствии вас низко им поклонился. Удушающие средства увеличились в январе 1916 года в 33 раза, а в августе – в 69 раз (голоса: «Браво!», «Браво!»). Я остановил ваше внимание, господа, на артиллерийском снабжении, не касаясь интендантского.
Я скажу во всеуслышание, что изъяны есть, недочеты есть. Но, в общем, дело терпимо. Скажем, в инженерном, военно-техническом снабжении, в общем, мы встречаем затруднения с автомобилями, и то вследствие причин, от нас не зависящих. Авиация тоже в таком положении находится. Развивается, господа, дело внутри России, и нужно только стремиться и желать, чтобы оно пошло быстрее. Так вот что дала дружная, общая, совместная работа. Позвольте, господа, надеяться и просить вас помочь и в будущем в этой совместной работе на снабжение нашей доблестной армии (голоса справа: «Браво!»).
Господа! Враг сломлен и надломлен. Он не оправится. Я еще раз повторю: каждый день приближает нас к победе, и каждый день приближает его, напротив, к поражению.
В очередной, 1917 год русская армия вступала на подъеме, а если кто-то считает речь Шуваева пропагандистской, своего рода попыткой выдать желаемое за действительное, то пусть обратится к немецким свидетельствам. Как они оценивали состояние русской армии в то время? Легендарный полководец Первой мировой, начальник германского Генерального штаба Пауль фон Гинденбург пишет в своих мемуарах:
Столкнувшись с превосходством России, мы не могли безбоязненно смотреть на состояние австро-венгерской армии. Донесения, которые мы получали, не давали веских оснований считать, что благоприятный исход кампании в Румынии и относительно благоприятное положение на итальянском фронте (поскольку там ситуация оставалась напряженной) оказали долговременное ободряющее влияние на моральное состояние австро-венгерских войск.
Мы должны были учитывать, что атаки русских могут еще раз привести австрийские позиции к коллапсу. В любом случае невозможно было оставить австрийский фронт без прямой помощи Германии. Напротив, мы должны были быть готовы посылать и в дальнейшем подкрепления нашему союзнику, если сложится критическое положение.
Приведу еще одно свидетельство, на этот раз британского генерала Нокса, в годы войны находившегося при русской армии:
…Арсеналы оружия, боеприпасов и военной техники были, почти по каждому виду, больше, чем даже при мобилизации – много больше тех, что имелись весной 1915 или 1916 года. Впервые военные поставки из-за рубежа стали прибывать в существенном объеме… Управление войсками улучшалось с каждым днем. Армия была сильна духом… Нет сомнений, что если бы тыл сплотился… русская армия снискала бы себе новые лавры в кампании 1917 года и, по всей вероятности, развила бы давление, которое сделало бы возможной победу союзников к концу этого года.
Мощь русской армии была столь велика, что некоторое время она успешно действовала даже в условиях постфевралистского хаоса. Приведу в пример Мэрэшештское сражение в июле-августе 1917 года. В ней войска Германии и Австро-Венгрии сразились с румыно-русскими армиями. Подчеркну, что у противника войска в основном были германскими, так что аргумент про «не умеющих воевать австрияков» заведомо неприменим. Что такое румынская армия тех времен, я думаю, объяснять не надо – очень и очень слабая. Что такое русская армия уже после Февраля, при «доблестном» режиме Керенского, тоже всем понятно. Несмотря на это, потери противника составили 47 000 человек убитыми и ранеными. По советским данным, румыно-русские потери были примерно такими же, но идеологизированность советской историографии в том, что касается Первой мировой, заставляет в этом усомниться. Как бы то ни было, налицо – очень крупная неудача Германии, чьи войска в основном и принимали участие в том сражении.
Потери существенные и, кстати, вполне сопоставимые с потерями окруженных частей Самсонова в Восточной Пруссии, о которых я говорил в начале статьи. Кстати, что-то я ни разу нигде не слышал, чтобы сражение при Мэрэшешти хоть кто-нибудь называл доказательством «прогнившего кайзеровского режима». А ведь Германия не достигла ни одной из поставленных целей, поскольку идея была в том, чтобы разгромить румыно-русские войска, захватить ту часть Румынии, которая еще оставалась неоккупированной, и выйти к границам России. Ничего из этого у Германии не получилось.
Таким образом, надо признать, что до Февраля русская армия уверенно шла к победе и представляла собой мощный и боеспособный организм. Не в мнимом поражении нашей армии на фронтах надо искать причины Февраля, а, напротив, победу у нас украли совершившие революцию.
«Переформат», 26 августа 2014
Из комментариев:
Елена Грузнова говорит: — Могу лишь посочувствовать Дмитрию, у которого были настолько плохие учителя в школе и преподаватели в вузе, что Первая мировая война до сих пор оказывалась для него такой неизвестной. Но это вовсе не основание считать, что столь же несведущи все остальные. То, что она не подавалась, как, например, во многих западных странах, в качестве одного из ключевых событий XX века, удивляться вряд ли стоит – любые победы и поражения во внешнем конфликте меркнут перед событиями революции и Гражданской войны, которые для нашей страны действительно были определяющими. Объяснять последние исключительно как часть военного плана противника, значит, игнорировать внутренние законы развития общества, закрывать глаза на глубинные причины, сделавшие возможными и саму войну в таких масштабах, и то, к чему она привела, путать причины и следствия.
А со здоровой долей критики необходимо относиться к любым источникам и отдельным фактам, а не только к советской историографии, которую нельзя отвергать только потому, что она советская. Так, если полностью прочитать стенограмму выступления Шуваева, а не только приведённый фрагмент, становится очевидным, что он сам не оценивает приводимые цифры как показатель побед, а лишь рассказывает о том, что сделано с точки зрения снабжения для того, чтобы победы в принципе были возможны. Карты военных действий, в том числе, и после знаменитого Брусиловского прорыва, не оставляют сомнений в том, какова была реальная ситуация – никаких намёков на победу там не просматривается. Кстати, ровно 2 месяца спустя после этого выступления в Думе, в январе 1917 г. Шуваев был снят с поста военного министра, а с 1918 г. преподавал в военно-учебных заведениях Красной Армии и занимал достаточно высокие посты. Ну и о чём это говорит? Что он был большевистским агентом, намеренно подрывавшим боеспособность царской армии? Или настоящим патриотом, для которого родная страна оказалась важнее политических амбиций лидеров Гражданской войны разных толков? При желании можно доказать справедливость любого из этих предположений.
Очень бы хотелось, чтобы все граждане России, а не только читатели Переформата, задумались, зачем сейчас столь настойчиво и агрессивно в массовое сознание внедряются мифы о забытой войне и прерванной на несколько десятилетий российской истории. Проявление уважения к мужеству солдат и офицеров, выполнявших свой долг, к жертвенности тыловиков, обеспечивавших своих воинов, более широкое, чем прежде, освещение отдельных вопросов, исследование новых проблем, актуальных на современном этапе развития общественно-политических и гуманитарных наук, весьма уместно в условиях отмечаемого 100-летия тех событий и их переклички с текущей международной ситуацией. Но вряд ли уместны восторги по поводу этой войны и её достижений и намеренно формируемые иллюзии о победе России, которая была украдена в результате революции. Нельзя победить в войне, особенно в той, которая идёт на твоей территории и предполагает вовлечение всех имеющихся ресурсов, какой бы мощной армией ты не располагал. Это всегда проигрыш – ни в одном, так в другом, не явный, так скрытый, не мгновенный, так отложенный. Поэтому война – это всегда результат недоработок дипломатов, политиков, силовых и управленческих структур. И готовность к войне нужно обеспечивать вовсе не для того, чтобы в ней побеждать, а для того, чтобы её избегать. Появление же таких статей, как публикуемые Дмитрием, к сожалению, способствует пробуждению не чувства гордости за прошлое своей страны, а шапкозакидательских настроений, весьма опасных в условиях сегодняшней международной обстановки.
Владимир Агте говорит: — Полностью согласен с Вами, Елена! Я чту память о тех, кто воевал за Россию на фронтах Первой мировой, но совершенно не разделяю ура-патриотическую точку зрения автора статьи. Считал и считать буду, что Россия влезла тогда не в свою войну, что ценой жизни русских солдат продвигали свои интересы силы, ой как далёкие от России, базировавшиеся в Великобритании, США и во Франции. Ситуация была та же, что и в начале XIX века: Великобритании необходимо было чужими руками убрать своих стратегических конкурентов – Германию, Францию, набиравшую силы Россию, да и Турцию тоже. Вот их и столкнули лбами, чтобы они уничтожили друг друга. Эта война была величайшем проигрышем российской дипломатии. А говорить о предательстве российских верхов, части элиты не только можно, но и нужно (чистейшей воды «козыревщина»). Все эти англо-французские «агенты влияния» и устранили от власти царя, ликвидировали монархию, создали Временное правительство из марионеток запада (аналог – нынешняя Украина), но просчитались и были вышвырнуты гораздо более радикальными большевиками.
Формула римского права «Кому выгодно?» применима и в данном случае. Кто что потерял, а кто что приобрёл. Германия была побеждена, раздавлена унизительными условиями Версальского мира, ввергнувшими её в нищету и разруху. Колонии её были захвачены англичанами. Австро-Венгрия распалась на «незалежные» государства, тут же ставшие сателлитами, а точнее безропотными вассалами Англии и, отчасти, Франции. Богатые и стратегически важные территории Османской империи отошли, в первую очередь, Великобритании: ключ к Ближнему востоку – Палестина, богатый нефтью Ирак, а частично Франции. Россия получила две революции и гражданскую войну, потеряла стратегически важную Прибалтику, попавшую тоже под англо-французский контроль, да и вообще еле-еле избежала полного распада.
Как видим, с распадом четырёх континентальных империй больше всего выиграла Великобритания, отчасти, Франция, а США сильно нажились на войне, до последнего не участвуя в ней, но имея очень большую выгоду от неё в качестве поставщика воюющим странам всего и вся (развитие промышленности, приток финансов) и тихой гавани для европейских капиталов, прятавшихся там от войны.
А одной из объективных внутренних причин Февральской революции был крах российской финансовой системы, свидетельством чему стало исчезновение из обращения монет из благородных металлов, а затем даже меди, сокращение до полного прекращения чеканки новой металлической монеты и выпуск её бумажных суррогатных заменителей, эмиссия необеспеченных бумажных денег, разогнавшая инфляцию и, как следствие всего этого, стал отказ деревни поставлять продовольствие в города и для армии за обесценивающиеся деньги (рыночные отношения, однако). В различных городах России, в том числе в Петрограде, начались хлебные бунты, переросшие не без помощи союзников-доброхотов в революцию.
Хотя это сейчас не модно, но скажу: Россия пострадала из-за своей экономической слабости. То, что в мирное время (1913 год) позволяло стране развиваться, в условиях войны не смогло обеспечить даже первостепенных нужд. Такой штрих: русские солдаты начало войны встретили в сапогах и фуражках с твёрдым козырьком, а завершали её в ботинках с обмотками и чуть-чуть не успели «покрасоваться» в «богатырках-будёновках» – и ботинки, и тряпичные «будёновки» гораздо дешевле в производстве, но гораздо менее практичны в использовании сапог, фуражек и меховых папах. Но не хватало ни производственных мощностей, ни денег даже на это. Россия не смогла наладить производство собственных авиадвигателей, что задержало на десятилетия развитие собственной авиации, а союзники перестали в годы войны поставлять двигатели, да и поставки готовых самолётов были невелики: союзникам самим это было нужно, да и доставлять в Россию было очень сложно. Практически не было собственных автомобилей и т.д. Электрооборудование в России едва ли не монопольно производили немецкие фирмы «Сименс и Гальске» и «Сименс-Шукерт», генеральным представителем последней в годы войны был известнейший большевик Леонид Красин. Можно также много сказать про эгоизм частного бизнеса и представлявших его военно-промышленных комитетов. И о какой победе в таких условиях может идти речь?! Надо объективно оценивать ситуацию и честно сказать: Россия к войне такого масштаба была не готова, прежде всего, экономически, что и проявилось, когда война приобрела затяжной характер.
Если уж ввязались в войну такого масштаба, то «Всё для фронта, всё для победы!», а частные интересы побоку. Не смогли обуздать эгоизм частного капитала и связанных с ней элит, нечего теперь сокрушаться, что не было победы. Не могло её тогда быть! А героям той войны – слава, павшим на той войне – вечная память.
Дмитрий Зыкин отвечает Владимир Агте: — >> В различных городах России, в том числе в Петрограде, начались хлебные бунты…
Про хлебные бунты я еще опубликую отдельную статью, а пока подумайте о том, почему «хлебного бунта» не было в блокадном Ленинграде, где люди от голода ели клей и считали бы раем тот уровень жизни, который был в Петрограде в 1917 году.
>> Хотя это сейчас не модно, но скажу: Россия пострадала из-за своей экономической слабости.
Ага, столь слаба была Россия, что это была единственная воюющая страна Европы, у которой во время войны был экономический рост.
Владимир Агте отвечает Дмитрию Зыкину: — >> Про хлебные бунты я еще опубликую отдельную статью…
Публикуйте, почитаем. Но вряд ли там будет нечто новое. Суть этого явления вполне и давно понятна и описана.
>> …а пока подумайте о том, почему «хлебного бунта» не было в блокадном Ленинграде, где люди от голода ели клей и считали бы раем тот уровень жизни, который был в Петрограде в 1917 году.
Отвечу сразу. Именно потому, что в это время в СССР был очень жёсткий режим власти плюс государственная собственность практически на всё. Будь в СССР в 1941 году либеральная рыночная экономика, как в России в 1917 году, и подобная же система власти, то голодный бунт в Ленинграде начался бы осенью 1941 года.
В 1917 году власть была откровенно слаба (что бы и кто бы не говорил обратное), не пользовалась доверием народа, а рыночная экономика, основанная на личной выгоде, не позволяла ввести чёткую систему изъятия продовольствия у производителей и его распределения среди нуждающегося населения. Система продразвёрстки, которую пытались запустить в 1916 году, при слабой власти не заработала, так же как и система реквизиций необходимого для нужд войны транспорта и производственного оборудования. В 1941 же году все производственные ресурсы были в руках государства, что позволяло эффективно маневрировать даже весьма скромными ресурсами.
>> Ага, столь слаба была Россия, что это была единственная воюющая страна Европы, у которой во время войны был экономический рост.
Про рост поподробнее, пожалуйста. Какие отрасли испытали рост во время войны, на сколько рост, причины роста? Понятно, что во время войны растёт сектор экономики, обслуживающий войну, а прочие сектора? Вот я упомянул финансовый кризис, инфляцию, отсутствие в России крайне важных отраслей промышленности: авиастроения, автостроения. Вы эти вопросы тактично обошли. Так почему при наличии в России прекрасных авиаконструкторов, самолёты закупались за границей? Почему не было создано автомобилестроение? Почему стратегическая электротехническая отрасль была отдана на откуп фирмам («Сименс») вероятного противника (Германия)? Расскажите уж и как развивалось сельское хозяйство при том, что с села выгребли мобилизациями самую трудоспособную часть сельского мужского населения и огромное число лошадей?
Мой Вам совет: не наводите тень на плетень. Критерий прочности государства один: выдержало оно отрицательное внешнее воздействие (природное или порождённое человеком) – значит, оно прочно и продолжает существовать дальше, не выдержало – значит оно слабо, исчезло, а на его месте появилось нечто новое. Российская империя не выдержала и распалась. Собрана она потом была на совершенно иных экономических и идеологических принципах. А вы вместо анализа, почему Российская империя не выдержала испытаний, и что надо делать, чтобы не допустить подобного впредь, поёте известную песню «Всё хорошо, прекрасная маркиза!». Конечно, всё было в России хорошо, за исключеньем пустяка – она надорвалась и рухнула...
И другие отрезвляющие комментарии о «забытости» и «незнании» сегодняшним поколением условий ПМВ, двух революций и развала РИ...
Community Info