И вот слушали эти новоявленные потомки готов, слушали, как их поливали грязью итальянские гуманисты, долго слушали, без малого, сто лет, а потом и у них взыграл дух протеста. Начали и из их среды выдвигаться деятели, которые стали заявлять: наши предки были совсем неплохие, это Римская империя сама одряхлела, а мы пришли и… влили свежую кровь! Потому у нас геройский дух и братская любовь друг к другу! Мы – не разрушители, мы на самом деле наследники античности, созидатели новых сильных держав в Европе, вообще… европейской государственности! Да о чем здесь говорить: мы, германцы, создали всю Европу на развалинах дряхлой Римской империи!
И стал твориться миф о величии гото-германского прошлого, вошедший в историю под названием готицизм. C него-то и начинается упомянутая традиция приписывать своим странам вымышленное великое прошлое.
В немецкой среде началось ревностное изучение источников, которые могли бы опровергнуть нападки итальянских гуманистов: «Германия» Тацита, «Гетика» Иордана о прародине готов на острове Скандза и др. Немецким гуманистом Франциском Иреником в 1518 г. был опубликован труд «Germaniae exegesis» о величии древних германцев, в котором прославлялись их высокие моральные качества и геройский дух. Германцы провозглашались законными наследниками одряхлевшей Римской империи и через свои завоевания создателями великих европейских держав. Другой немецкий гуманист Виллибальд Пиркхеймер (1470-1530) настоял на том, чтобы в число германских народов включить готов, а также – шведов.
Призыв немецких гуманистов отвести особую роль шведам в начавшейся реконструкции великого гото-германского был очень важен для шведских политиков и деятелей культуры, поскольку немецкая культурная традиция того периода была образцом для шведского общества. В немецкие университеты отправлялись на учебу. В Виттенберге у М. Лютера учился реформатор шведской церкви Олаф Петри.
Почему немецкие гуманисты выделили Швецию? Потому что юг Швеции носил название Гёталанд, и эту область по созвучию стали связывать с прародиной древних готов. И маленькая Швеция оказалась в центре внимания широкой западноевропейской общественности того времени. Шведские историки стали создавать труды, в которых историческое прошлое Швеции описывалось как прародина готов.
Новая историографическая традиция нашла поддержку у политиков Швеции. Дело в том, что с конца XIV в. Швеция находилась в унии с Данией и Норвегией или в так называемой Кальмарской унии, когда всеми тремя странами правил один король. В Швеции многие считали, что этим ущемляются интересы страны, что унию следует разорвать и восстановить суверенную монархию. Для всякого действия требуется культурно-идеологическое обоснование. А что могло быть в этой связи лучше доктрины, обосновывашей уникальность Швеции как прародины готов? Героическое прошлое готов как прямых предков королей Швеции – это было как раз то, что нужно. При поддержке королевской власти данная идея быстро стала утверждаться в шведской историографии.
Но еще острее потребность в картинах великого прошлого Швеции проявилась после того, как уния распалась. Шведский король Густав Ваза получил в управление страну, разоренную и залитую кровью. В стране продолжали вспыхивать локальные восстания, введение лютеранства вызывало протесты. Королю как воздух нужна была объединяющая страну идея. И естественно, его взор обратился к той же самой информационной технологии, что привлекла итальянских политиков более ста лет назад: создать образ «светлого прошлого» шведов, предъявить Европе и шведскому обществу исторический труд, который прославил бы по полной программе величие древнешведской истории и одновременно дал бы его новой династии древние корни, идущие от самих готских королей. Такой труд был создан. Его создателем был шведский легат в Риме Иоанн Магнус (1488-1544), написавший хронику всех королей свеев и готов.
Здесь надо сразу подчеркнуть, что у итальянцев-то их «светлое прошлое» в виде античности существовало в реальности: итальянские гуманисты только высветили в нем все позитивное и героическое. И в этом была гениальность их идеи «светлого прошлого». А в древнешведской истории никакого гото-шведского величия не имелось и близко. Даже готы выходили совсем не из Швеции, как сейчас стало известно в науке (правда, российским германистам это, по-прежнему, неизвестно – см. статью о готах в Википедии). Все было чистейшей выдумкой, фантомом. Но подаренная немецкими гуманистами мысль о том, что предки шведов – это знаменитые готы, корень всей великой германской культуры – крепко ударила в голову шведских историков и писателей того времени и вызвала к жизни историозодчество самых чрезвычайных масштабов, тем более что оно было востребовано государством.
История Швеции в древности в трудах большинства шведских историков XVI-XVII вв. стала представляться чем-то феерическим. Одной только силой исторического пера создавались гигантские готские державы, управляемые могущественными шведо-готскими королями, которых не знал ни один источник. При этом вырабатывалась определенная методика. Поскольку собственного исторического материала было маловато, то выработали привычку совершать рейды в истории других стран и приворовывать события и исторических персонажей оттуда – это, дескать, были все наши предки, но выступавшие под другими именами.
Самая грандиозная из этих нафантазированных историй – хроника Иоанна Магнуса о древних королях свеев и готов. Нам она интересна тем, что в ней проглядывают наметки будущих норманистских идей. Шведо-готы Магнуса выходят из Швеции и пересекают по рекам всю Восточную Европу до Черного моря, основывают там великие державы. От фантазийного труда И. Магнуса пошел отсчет времени вперед, к фантазийным трудам современных норманистов по древнерусскому политогенезу. Хотя ни сам И.Магнус, ни поддерживавший его труд король Густав Ваза даже помыслить не могли представить себя зиждителями подобного масштаба. Их фантазия не простиралась далее истории древних готов, которые к их времени благополучно исчезли с исторической арены.
Вторым сходством Магнусова труда с современным норманизмом может служить отношение к отсутствующим источникам. Отсутствие источников Магнус решает очень просто: он объявляет историю других народов, как забытую историю шведов. Так, частью шведской истории была объявлена история скифов (те же шведы, просто называли себя скифами), и вот уже предки шведов проходят огнем и мечом всю Восточную Европу и под именем скифов выступают как завоеватели Азии или даже отыскиваются среди героев Троянской войны.
Таким же образом решается и проблема отсутствия источников, которые могли бы подтвердить пришествие «скандинавов» в Восточную Европу, у современных норманистов. Напомню, кстати, что «профессиональные круги» не пришли к консенсунсу, в какой форме это пришествие произошло. Одни говорят: это было завоевание, завоевательная экспансия. Ну, да, – запальчиво возражают другие. – Что же они так втемную завоевали, что ни в одном источнике не отметились?! Нет, это были миграции колонистов из Средней Швеции (она же прибрежная полоса Рослаген, она же – Упсальский лен в Свеяланде).
Поскольку великая миссия «скандинавов» в Восточной Европе ни в каких письменных источниках не отразилась, то в работах современных норманистов образ «скандинавов», вызываемый исключительно силой воображения, представлен большим многообразием видов. Те, кого манят батальные сцены, пишут о «военных отрядах скандинавов», о «викингских отрядах», о «дружинах скандинавов», о «норманнских дружинниках», о «движении викингов» на север Восточно-Европейской равнины, а также об «экспансии викингов». В результате этого фантомного, незамеченного ни одним летописцем или хронистом, «движения» в Восточной Европе создавался «фон скандинавского присутствия», споро оформлявшегося в «норманнские каганаты – княжества», усеявшие всю Восточную Европу, но различимые только глазом норманиста.
Более умеренные норманистские авторы рисуют плавные спокойные сцены «миграций свободного крестьянского населения, преимущественно, из Средней Швеции»(6) в Восточную Европу, что-то вроде заселения Америки.
Иногда миграции осуществляются как «воинские и торговые путешествия викингов в Киевскую Русь» или как «популяция норманнов, распространившаяся по восточнославянским землям». Правда, время от времени характеристики массового присутствия норманнов/викингов на Руси сбиваются на оговорки о том, что «популяция норманнов… была сравнительно небольшой, но влиятельной, захватившей власть. Она внесла свой вклад в славянскую культуру, историю и государственность…».(7)
Когда описываешь все эти беспомощные умствования, триста лет циркулирующие в российской исторической науке вне опоры на серьезный источниковедческий фундамент, то невольно сбиваешься на иронический тон, хотя, по-настоящему, от них должно быть грустно, ведь этот суррогат предлагают в качестве начала древнерусской истории.
У суррогатной истории – суррогатные источники: доказательствами основоположничества «скандинавов» в древнерусской истории, по мнению норманистов, являются события западноевропейской истории: «Скандинавы все завоевывали в Западной Европе. Каким наивным надо быть, чтобы думать, что они не пошли завоевывать и Восточную Европу!». На мой взгляд, подобный аргумент, говоря языком юристов, недействителен, поскольку если событие происходит в одном месте, совсем необязательно, чтобы аналогичное событие происходило в другом месте.
Но дело даже не в этом, а в качественной разнице известных нам норманнских грабительских походов на Западе с теми благостными картинами действий «скандинавов» в Восточной Европе. Эти различия, безусловно, констатируются, поскольку их и слепой/тупой не заметит, но никого в смущение не приводят, и парируются заявлениями о том, что «викинги, безжалостные грабители и пираты, наводившие ужас на всю Западную Европу внезапными набегами, на территории Восточной Европы сыграли иную, конструктивную роль – роль катализатора, который способствовал ускорению социальных и политических процессов».(8)
До объяснений же того, почему «безжалостные грабители и пираты», придя в Восточную Европу, вдруг стали выступать какими-то «конструктивными катализаторами», «профессиональные круги» не снисходят. Вернее, немощны они дать такое объяснение, поскольку объяснение может быть только одно: картины экспансии или миграций «скандинавов» в Восточную Европу – фантомная история, никогда не существовавшая в действительности.
Третьей чертой, объединяющей методику И.Магнуса и современных норманистов, является стремление помимо присвоения чужих историй присваивать и исторических деятелей других народов. Как? Очень просто. Например, взгляд Магнуса за именами античных героев открывает древнешведские имена, испорченные античными авторами. Например, герой мифов о Троянской войне Телеф, по уверениям Магнуса, есть шведское имя Елефф. Или, например, бог войны Марс. Согласно мифам, был рожден среди гетов, значит, провозглашал Магнус, был тоже гото-шведского происхождения. Ту же самую логику донесли до нас и современные норманисты: объяви имена древнерусских князей с помощью якобы лингвистического «анализа» древнескандинавскими, и пожалуйста: древнерусская история становится продуктом деятельности «древнескандинавов». Но древнерусские князья не больше «скандинавы», чем герой Троянской войны Телефф.
История Магнуса была утверждена как официальная история Швеции, и на изображении вымышленных великих подвигов древних шведо-готов стали воспитываться поколения шведов вплоть до конца XVIII в., уверовавшие полностью в ее правдивость и в свое древнее величие.
Интересно, что параллельно с выдуманными историями в духе готицизма в той же Германии сохранялась и научная традиция, восходившая к античности. И в рамках этого традиционного знания немцы были осведомлены о том, кто такие были русские, и откуда был призван Рюрик. Например, немецкий историк и богослов Альберт Кранц (1450-1517) в своем труде «Вандалия», поясняя родство названий «Вандалия» и «Венден» как мест проживания славянских народов, упомянул о таком славянском народе как русские, и, ссылаясь на Плиния и Страбона, заметил, что древними названиями русских были такие названия как roxani, roxans или roxi. Читай: росы или роксоланы, т.е. коренные жители в Восточной Европе. Данное рассуждение принадлежало к общеизвестным фактам того времени, что подтверждается «Космографией» итальянского писателя и географа Энея Сильвио Пикколомини (1405-1464), с 1458 г. – папы Пия II. Автор «Космографии», также со ссылкой на Страбона, писал о «северных роксанах», отождествляемых с «рутенами».
Кроме Пикколомини о связи имени русских с роксанами/роксоланами или, иначе говоря, о русских как о народе с древними восточноевропейскими корнями, также со ссылкой на античную традицию, писали многие другие авторы этого периода: итальянский историк Ф.Каллимах (1437-1496), польский историк М.Меховский (1457-1523), польский историк Дециус (1521), немецкий историк И.Хонтер (1498-1549), чешский историк Ян Матиаш из Судет (ум. после 1617 г.) и др.(9) Так что врут норманисты, заявляя, что связь русских и роксолан придумал Ломоносов. Выдумки в русской истории начались как раз с его «оппонента» Миллера и предшественника Байера.
В этот же период создавалось немало трудов, затрагивавших историю южнобалтийских славян. В труде немецкого гуманиста Себастьяна Мюнстера «Космография» сообщалось о наиболее значительных европейских правителях и династиях. Среди них был назван и древнерусский князь Рюрик, призванный в Новгород от народа вагров или варягов, главным городом которых был Любек («aus den Volckern Wagrii oder Waregi genannt, deren Hauptstatt war Lubeck»). Отождествление Мюнстером варягов с ваграми, причем дополненное упоминанием их главного города Любека, не вызвало в европейских образованных кругах никаких нареканий, из чего проистекает вывод: в XVI в. в европейской исторической науке еще не существовало представлений о «германстве» варягов.
Это тем более очевидно, что Мюнстер был крупным ученым своего времени, знатоком исторического прошлого Германии. Основной задачей его труда было отыскание фактов, которыми можно было бы прославить, прежде всего, германцев в духе готицизма, и Мюнстер не знал никаких варягов, связанных с германским именем. Работой Мюнстера очень интересовался шведский король Густав Ваза, которому Мюнстер и посвятил свой труд. Но и со стороны Густава Вазы не последовало никаких заявок на родство с князем Рюриком: шведский король решительно ничего не знал о своем родстве с Рюриком или о «скандинавстве» Рюрика.
Зачисление Рюрика в германцы началось позднее, в начале XVII в., а именно в ходе событий Смутного времени. Напомню в двух словах о том, что в период царствования Бориса Годунова (1598-1605) над русскими землями стали собираться грозные тучи. В 1602-1603 гг. объявился самозванец, вошедший в историю как Лжедмитрий I. После внезапной смерти Бориса Годунова в 1605 г. цепь событий стала разматываться очень быстро: в 1605-1606 гг. состоялся въезд Лжедмитрия в Москву и его коронация, после чего вскоре последовала и его смерть. На московский престол взошел престарелый царь Василий Шуйский (правил 1606-1610).
Во всех перечисленных событиях активно участвовали соседи – шведский король Карл IX и польский король Сигизмунд III. Цели у обоих были ясны, задачи определены – воспользоваться смутой в Русском государстве и оторвать свой кусок пирога от русских земель. Но методы были разные.
Польский король, не воспитанный готицизмом, историографические обоснования под свои действия не подводил, а по-простому обливал московитов грязью. Тем более что в Польше особенно в эпоху Возрождения развивалась своя сильная историографическая традиция. В XV в. наиболее авторитетный польский летописец Ян Длугош был прекрасно осведомлен о началах древнерусской истории, знал о древних корнях русских князей, о наследственном институте власти, о трех князьях от варягов и о князе Рурике или Рурко, который унаследовал их княжества. Эти же сведения приводил и польский историк М. Стрыйковский XVI в., рассказывая о призвании Рюрика на опустевший княжеский престол в княженье словен, а его старший современник польский хронист М.Меховский высмеивал И.Магнуса.: да не было у шведов никакой великой древности!
А вот Карл IX, воспитанный на И.Магнусе и на картинах выдуманного величия шведо-готов, решил применить этот опыт и в своей внешней политике. Тем более, исторический миф о подвигах шведо-готов проявил себя как очень хорошее средство управления. Шведское общество сплотилось на основе идеи о своем величии в древности: дескать, пусть сейчас мы сидим на подгнившей свекле и на овсяной затирке на воде, зато в прошлом мы были вон какими великими, настоящей аристократией Европы!
Политический миф о шведо-готах оказался хорошим средством и при подготовке внешнеполитических операций. Наследовавший Карлу его сын Густав II Адольф во время своей коронации в 1617 г. нарядился в маскарадный костюм, который должен был представлять доспехи легендарного короля готов Берига, и призывал подданных идти на завоевание земель «за море», по примеру легендарных предков шведо-готов. В 1630 г. при вступлении Швеции в Тридцатилетнюю войну (1618-1648), король Густав Адольф уже без всякого маскарада провозгласил: мы – потомки великих готов, завоевавших когда-то мир! – преподнеся политический миф о шведо-готах в качестве легитимного права ввязаться в войну на европейском континенте. Так И.Магнус использовался для воспитания как новой шведской идентичности, так и в военной пропаганде.
Мысль о том, что предки шведов – это знаменитые готы, корень всей великой германской культуры, показала себя очень продуктивной политической технологией, поэтому государственная мысль Швеции в начале XVII в. создала на ее основе новый информационный продукт. В 1610-1613 гг. высокопоставленный шведский сановник и деятель культуры Юхан Буре, близкий к королю Карлу IX, стал работать над созданием нового политического мифа, развивающего и дополняющего миф о шведо-готах. Этим новым мифом стал миф о том, что под именем гипербореев из древнегреческих сказаний были также описаны предки шведов. Древнегреческие мифы были объявлены источниками по древнешведской истории, которые древние греки поняли неправильно, поскольку не знали шведского языка. А так, если приглядеться, стали уверять шведские придворные историографы, то древнегреческие имена героев были на самом деле испорченными шведскими именами, а древняя Гиперборея находилась в Средней Швеции.
Цель всего этого мифотворчества выявляется при наложении ее на обстановку Смутного времени, на внешнеполитические амбиции Карла IX, а затем его наследника Густава II Адольфа в русских землях, захват шведами Новгорода летом 1611 г., интриги шведского двора вокруг московского престола и шведского «кандидата» на московский престол – юного принца Карла Филиппа. Тогда становится понятно, что политтехнологи из окружения Буре привлекли гиперборейские мифы для того, чтобы создать новейшую версию «истории» Восточной Европы, где основоположническая роль с самого древнейшего периода отводилась бы предкам шведских королей.
То, что данный «исторический» проект курировался первым лицом государства, подтверждается рядом косвенных фактов. Во-первых, в 1613 г. был сфальсифицирован протокол переговоров шведов с новгородцами, в который шведские сановники внесли ложные сведения о том, что новгородцы на переговорах якобы сами рассказывали о том, что был у них в древности князь из Швеции по имени Рюрик. Из позднейшего сличения документов выяснилось, что ничего подбного новгородцы не говорили. Во-вторых, примерно в то же самое время шведский дипломат П.Петрей вдруг стал писать о том, что варяги из русских летописей должны были быть выходцами из Швеции. Этим заявлением к историко-политическим мифам о шведо-готах и о шведо-гипербореях подсоединялся и новый миф о шведо-варягах.
За пару лет до этого Петрей издал хронику о свея-готских королях, где упомянул и древнерусского князя Рюрика как выходца из Пруссии. Никаких новых источников с тех пор Петрей не отыскал. В новом же историческом опусе он ссылался на труд того же И.Магнуса, согласно которому, шведы завоевали страну русских до реки Танаима и взимали с них дань. Значит ясно-понятно, уверен Петрей, что только шведы могли выступать в русских летописях под именем варягов…
Продолжение следует…
Community Info