Император хочет мира, общество — войны: Россия на Балканах
В начале 1876 года
Надеждам Петербурга на мирное решение кризиса на Балканах в начале 1876 года не было дано осуществиться. ©
Ещё бывший СССР и ревизионизм здесь и здесь
Малый государственный герб Российской империи при Александре II. 1856
«Между тем общие дела политические запутываются, — отмечал 3(15) февраля 1876 г. военный министр Д.А. Милютин.
— Сегодня в докладе государь говорил, что, несмотря на советы наши, князья сербский и черногорский вошли между собой и отправили агентов в Грецию, чтобы заключить с нею оборонительный и наступательный союз. По-видимому, инсургенты не намерены положить оружие, и с весною может вспыхнуть война на всем полуострове Балканском. Русское правительство заявило обоим князьям, что все последствия падут на их ответственность и чтобы они не рассчитывали на помощь России».
Надежды сербов и черногорцев на создание единого союза христианских государств Балкан путем заключения соглашения с Грецией скоро рассеялись. К 1875 греки были готовы пойти на небольшие уступки, признав право болгар на северную часть Македонии. Законность греческих претензий на остальную её часть, как на Фракию с Филиппополем в Афинах не вызывала сомнения. В это время греческое общественное мнение главного своего врага видело в «панславизме» и никоим образом не настроено было в пользу повстанцев. Сербо-греческие переговоры ни к чему не привели, Греция заявила о своем нейтралитете.
Дмитрий Алексеевич Милютин
В России между тем началось движение в поддержку славян, которое сразу же приобрело массовый характер. В нем принимали самые разные слои русского общества — от города до деревни. В августе 1875 г. возникли славянские комитеты, объявившие подписку в пользу повстанцев, практически по всей стране шел кружечный сбор средств в церквах и общественных местах. Эта деятельность не получила одобрения императорского правительства, которое с подозрением смотрело на активность общественности. По распоряжению Александра II также собирались деньги, но не в пользу повстанцев, а для «жертв восстания». Германский посол в Петербурге генерал Ганс Лотарь фон Швейниц не сомневался в том, что официальная Россия «страстно желала мира», как, впрочем, и в том, что усилия по успокоению восставших сербов и поддерживавших их княжеств Сербии и Черногории будут бесплодны.
«Я докладывал, — писал он в начале марта 1876 г., — сразу по вступлению в должность (посла — О.А.), что в Санкт-Петербурге я не обнаружил не только партии войны, но и ни одного государственного деятеля и генерала, который хотел бы войны».
Тем временем программа австрийского канцлера Андраши была отвергнута и повстанцами Боснии и Герцеговины, которых она не устраивала, так как не предусматривала автономию провинций, и, самое главное — не имела положений, гарантировавших ее выполнение. Как отмечал 5(17) февраля 1876 г. Милютин, «…теперь задача — как склонить самих инсургентов к прекращению военных действий и как привести в исполнение требуемые от Турции реформы в восставших областях». Это была невыполнимая задача. Не только повстанцы, но и большинство европейских политиков не верили в возможность осуществления турками обещанных преобразований. «Стоят ли обещанные Турцией реформы той бумаги, на которой они пишутся?» — скептически спрашивал Бисмарк.
Вскоре безвыходность положения понял и русский военный министр.
«Очевидно, — отмечал он 28 февраля (10 марта), — что нота Андраши, поддержанная почти всеми европейскими кабинетами, и вынужденная уступчивость Порты не поведут к спокойному разрешению турецкого вопроса. Инсургенты не верят никаким обещаниям турок, да и не могут удовольствоваться никакой полюбовной сделкой с своими исконными притеснителями. С своей стороны и турки, даже при самом искреннем желании примирения, не могут исполнить своих обещаний. Уладить запутанные дела Турции — не зависит от одной лишь доброй воли султана и его министров. Тут в основе лежат такие затруднения, присущие самому организму мусульманской державы, которых нет возможности преодолеть иначе, как государственным и социальным переворотом. Надобно рассечь мечом гордиев узел (подч. мной — А.О.)».
Вслед за словами последовали действия.
Их необходимость усиливали подозрения, что Сербия и Черногория все же начнут войну, что резко усложнит для Петербурга возможность и далее придерживаться политики нейтралитета. «Можно опасаться, — записывает 2(14) марта в дневнике Милютин, — что с весной разыграется кровавая драма. Наше положение в отношении к славянам будет самое фальшивое». Армия мирного времени находилась в состоянии, которое полностью исключало возможность сосредоточения на границах с Турцией сил, достаточных для сколько-нибудь серьезного давления на султана. На 1(13) января 1876 г. под знаменами находилось всего 737 528 чел. В связи с этим военный министр принял решение о составлении проекта действий на случай обострения ситуации. Однако когда его близким сотрудником — генерал-лейтенантом Н.Н. Обручевым была составлена записка о необходимости составления плана мобилизации, увязанного с конкретными целями возможной войны, то император отказался рассматривать ее. Как отмечает 25 марта (6 апреля) 1876 г. Милютин: «…едва я завел об этом речь, полагая представить государю записку Обручева для прочтения, его величество прервал меня приблизительно такими словами: «Могу тебе сказать только одно, — что я признаю войну в близком будущем невозможной и совершенно уверен, что мы избегнем ее».
Николай Ярошенко. Портрет Николая Николаевича Обручева. 1898
В марте 1876 г. при посредничестве австрийцев в Герцеговине, а затем и в Боснии было заключено 12-дневное перемирие между повстанцами и турецкими властями. Оно стало возможным после того, как султан объявил амнистию участникам восстания и предложил им сдаться. В ответ они выставили свои условия:
- 1) передачу трети земель в собственность христиан;
- 2) вывод турецких войск из провинций, за исключением гарнизонов 6 городов;
- 3) восстановление правительством разрушенных церквей и домов, освобождение на 3 года от налогов;
- 4) одновременное разоружение христиан и мусульман при условии предварительного проведения реформ;
- 5) реформы должны проводиться на основе проекта Андраши при участии руководителей восстания;
- 6) финансы провинций должны быть поставлены под контроль европейской комиссии, которая должна ведать сбором и распределением налогов;
- 7) назначение во все 6 городов, в которых останутся турецкие гарнизоны, австрийских и русских консулов для наблюдения за точным исполнением программы реформ.
Турки отказались от этих предложений, и военные действия возобновились.
После этого Александр II впервые начала высказывать сомнение в отношении реальности австрийской программы и склоняться к необходимости открытого требования автономии для христианских областей Турции по образцу той, которая имелась у Сербии. Это еще не означало его отказа от мирного решения проблемы, ключ к которому он в начале апреля 1876 г. намеревался найти в Берлине на встрече трех императоров. В отличие от монарха, общественное мнение России было настроено воинственно прославянски и не верило в мирное решение кризиса. Пресса усиливала нападки на Министерство иностранных дел и на канцлера. Горчаков, несколько излишне внимательный к подобного рода критике, нервничал. «Наша пресса сейчас становится беспокойной и нападает на меня лично, — сказал он в разговоре со Швейницем 19 апреля 1876 года, — моя нынешняя политика не соответствует ни моим склонностям, ни моим привычкам. Я всегда был за четкие и ясные меры. Но если меня хватает за одну руку военный министр, а министр финансов — за другую, то что я могу сделать?» Подобные колебания миролюбивой еще власти создавали ситуацию неопределенности, в которой сама власть выглядела нерешительной. Это лишь усиливало ее критику.
Александр Михайлович Горчаков
Следующий этап кровавых балканских событий начался в конце апреля 1876 г. в Болгарии. Он сделал внутреннее положение России еще более сложным. Необходимо отметить, что само население болгарских земель в массе своей первоначально вовсе не было настроено в пользу повстанцев. Режим управления здесь не отличался особой жестокостью. Последние крупные восстания здесь имели место в районе верхнего Дуная в 1849—1850 и 1853 гг. Они были вызваны произволом турецких военных властей и подавлялись в традиционной для турецкой администрации манере: всё христианское население, вне зависимости от того, принимало ли оно участие в восстании или нет, становилось ответственным за его начало. Спасаясь от массовой резни, значительная масса болгар переходила через Дунай в Валахию и Молдавию. Часть беженцев оседала в княжествах, где из детей 1850-х гг. вырастали будущие революционеры 1870-х; часть — эмигрировала далее в Россию, где им были предоставлены для поселения пустующие земли в Крыму и по Днестру.
После этого на болгарских землях наступил период относительного спокойствия. Среди местного крестьянства стала выделяться зажиточная прослойка — чорбаджии, которые не желали подвергать риску жизнь и имущество. С другой стороны, болгары оставались абсолютно бесправной частью населения и могли легко потерять и то, и другое практически в любой момент. «Я никогда ранее не имел представления о страданиях христиан под турецким игом, — вспоминал посетивший Болгарию весной 1875 г. преподаватель протестантского колледжа в Константинополе, — но то, что я увидел там, и что наполнило меня ужасом, не было связано напрямую с общим направлением политики правительства — это была тирания вооруженного турецкого меньшинства над безоружным и беспомощным христианским большинством. В городах, где зажиточные болгары подкупали турецких чиновников, было еще неплохо, но крестьяне были фактически бесправными рабами».
Турецкие башибузуки
Поземельное положение в Дунайской Болгарии и Добрудже ухудшилось в начале 60-х гг. XIX в. после окончания Кавказской войны, вслед за которым последовало массовое переселение горцев в пределы Османской империи (цифры русских и турецких исследователей значительно разнятся, тем не менее и те, и другие достаточно велики: от 400 до 493 тыс. чел. в 1858—1864 гг., и до 1,4 млн. чел. с 1857 по 1876 гг.). В Добрудже, кроме того, оседали и покинувшие Крым после 1856 г. татары. Турецкое правительство разместило переселенцев в районах, лояльность населения которых вызывало у Константинополя сомнения — в Сирии, Ираке, Палестине, Македонии и Добрудже. Для расселения горцев у местного населения изымалась земля, в Болгарии христианское население использовалось и в качестве рабочей силы при строительстве домов для переселенцев.
«В здешней задавленной стороне, — докладывал 1 августа 1875 г. Н.П. Игнатьеву сотрудник русского генерального консульства, — герцеговинское движение не произвело доселе почти никакого определенного впечатления. Простой народ слишком забит и неграмотен, чорбаджии заботятся исключительно о своих личных интересах, особенно теперь, в пору сбора хлебов и сдачи правительством на откуп десятины, а молодежь донельзя запугана направленными на нее с 1867 года систематическими преследованиями за всякое поползновение к свободной мысли».
Тем не менее существовавшие на болгарских землях условия для недовольства никуда не исчезли.
Этими обстоятельствами и решили воспользоваться революционеры, которые действовали с соседних территорий — Сербии и Румынии, пытаясь вовлечь сельское население в борьбу против турок. В Румынии в 1860—1870-е гг. издавался ряд болгарских газет — «Дунавска Зора», «Отечество», «Народность», «Свобода» (позже «Независимость»), «Стара Планина». В 1875 г. к ним добавились и журналы «Новая Болгария» и «Болгарский глас». Все они были направлены на пропаганду идей освободительной борьбы. Один из руководителей революционной эмиграции — Любен Каравелов — следующим образом изложил свое видение перспектив борьбы в беседе с соратником:
«Необходимо оживить комитеты, но не для того, чтобы освободить народ от тяжкого ярма, но для того, чтобы подготовить его к революции, которая вызовет русское вмешательство. Представляешь, какой огонь разгорится в Европе, которая едва знает имя болгарина, когда она услышит, что в Турецкой империи на Балканском полуострове сожжены столько-то и столько-то сел и городков, убито столько-то тысяч человек. Если мы сможем вызвать с помощью комитетов где-нибудь в отечестве смуты, бунт и как результат — резню-заклание, это, несомненно, вызовет вмешательство России, я скажу: «Комитеты сыграли свою роль!» и буду очень доволен».
Вскоре комитеты сыграют свою роль в Болгарии. Эффект был гораздо сильнее того, который последовал за новостями из Боснии и Герцеговины. В результате возникли новые проблемы и для Константинополя, и для Петербурга, и для Вены, и для Лондона. Воронка постепенно расширялась. Расчет на то, что реакция султанских властей исключит возможность для русских оставаться вне конфликта, начал оправдываться.
Россия на Балканах: пощёчины от освобождённых / Круглый стол историков
140 лет Сан-Стефанскому мирному договору 19 февраля (3 марта) 1878 года и освобождению Болгарии от османского владычества
Как, почему и зачем Россия освободила Балканы, и в частности Болгарию, от Османской империи, дала независимость балканским странам — и как Россия была за это наказана самими освобождёнными? ©
Сан-Стефанский договор. Россия на Балканах: пощёчины от освобождённых
___
Об этом в редакции ИА REGNUM говорят историки России: кандидат исторических наук, доцент МГУ Олег Айрапетов, доктор исторических наук, доцент МГУ Фёдор Гайда, доктор исторических наук, профессор МПГУ Всеволод Воронин и кандидат исторических наук, главный редактор ИА REGNUM Модест Колеров.___
Олег Айрапетов
«REGNUM», 2-5 марта 2018
«REGNUM», 2-5 марта 2018
Community Info