mamlas (mamlas) wrote in eto_fake,
mamlas
mamlas
eto_fake

Categories:

Угораздило выйти замуж в ювенальную гомопедоНорвегию с её крепостным менталитетом...

Ещё о ювенальной Европе

Как живёт Норвегия
Что скрывают про Норвегию / Как живет ближняя и дальняя заграница / Интервью 2013 года

Как живет Европа? Какова жизнь в странах западной Европы: Германии, Франции, Испании, Англии. И как себя чувствуют государства восточной Европы: Венгрия, Болгария, Сербия. Как живут другие страны, про которые нам показывают только красивые картинки? Рассказы людей, проживших несколько лет за границей, знающих, что скрывается за обложками "красивой жизни" ©

Как живут в других странах, а также О мифах и рифах заграничной жизни


Норвегия занимает первое место в мире по уровню жизни - это преподносят. А вот что скрывают?

Собеседники: Ирина Бергсет - "Русские матери", Анна Кисличенко - "Семья и мир", Артём Войтенков - Познавательное ТВ.

Как живет Норвегия (Познавательное ТВ, Ирина Бергсет)

Артём Войтенков: Ирина, расскажите о себе, пожалуйста, для начала, чтобы просто люди понимали: кто вы, чем занимаетесь и почему вы в такой ситуации оказались.

Ирина Бергсет: Я сама по образованию - журналист. Мне сорок семь лет. Я - мать двоих детей. Вот имела неосторожность выйти замуж за границу, в Норвегию.

Артём Войтенков: В каком году?

Ирина Бергсет: В 2005 году я вышла замуж здесь, в Москве, за гражданина Норвегии. На тот момент у меня сыну было семь лет. Он ходил в первый класс, россиянин, естественно, раз был прописан в этой квартире ребёнок. И мы с сыном поехали жить в Норвегию, со всем скарбом. Сейчас эта квартира практически пустая, разорённая. Муж сказал так: "Берём всё". То есть фактически срезали даже люстры. Я тогда не знала, что Норвегия - это ещё, оказывается, пятьдесят лет назад была страной по уровню жизни, сравнимая с Африкой, то есть нищая страна. И вот эта философия нищеты осталась в менталитете людей практически всех. Послевоенный голод, разруха в России - это практически богатство для вот этой нищей Норвегии. Сто лет назад в этой стране не было алфавита.

Артём Войтенков: Как это не было? А какой же там язык? Норвежский?

Анна Кисличенко: По уровню благосостояния они же там на первом уровне.

Ирина Бергсет: Сейчас объясню. Норвежский язык изобретён искусственно, это искусственный язык. В 905 году Норвегия впервые отсоединилась от Дании, Швеции. Они всегда были государством крепостных, причём барина никогда не видели. Они отдавали долг (дань) и платили всё это. Фактически у них не было развития культуры из-за того, что феодал или как его…

Артём Войтенков: Помещик.

Ирина Бергсет: Да, помещик. Они ездили во Францию, куда-то, они привозили моду, то есть это былая какая-то связь с миром. В Норвегии такого никогда не было. Вот, в 905 году они отделились от Швеции и решили сделать алфавит. Они всегда говорили на датском, на языке оккупантов, как они говорят. И они смешали датский и шведский, сделали некий такой, искусственный язык - он называется букмол. У них нет государственного стандарта языка. Практически каждая семья говорит на своём диалекте до сих пор. Фактически там нет такого, как у нас, что все должны говорить по телевидению одинаково. Люди говорят на разных абсолютно... Там, где приплывали корабли из Франции, там говорят с французскими словами, там, где из Германии... Фактически это такая страна, которая только (я так думаю с точки зрения России, у которой многовековая культура) формируется, причём формируется очень быстро, копируя законы американские соответственно. Просто страна-копия: 51-ый штат или 55-ый...

Что касается богатства, то нефть нашли всего пятьдесят лет назад. Нашли нефть в море. Естественно, страна, у которой фактически отсутствовала наука, культура и всё это, не могла обладать такими технологиями, чтобы добывать из-под моря. Речь идёт об интервенции, конечно, и научной, и такой (я думаю). Но это всё я узнала потом. Купилась я на миф о том, что Норвегия - самая богатая страна в мире.

Артём Войтенков: Но она занимает первое место по уровню жизни.

Ирина Бергсет: Да. По уровню жизни - да. Но это страна, в которой никогда не было городов. Люди всегда селились на хуторах. От одного дома до другого (деревянного дома) два километра. Четыре города - это наши посёлки городского типа, которые признаны городами в Норвегии. Это Осло - пятьсот тысяч человек.

Артём Войтенков: Какой маленький!

Ирина Бергсет: Да, это самый большой город в Норвегии.

Артём Войтенков: Пятьсот тысяч - это у нас город Тверь, по-моему.

Ирина Бергсет: Конечно. Ну, вот, представьте себе... Поэтому Ставангер, Берген и Тронхейм - это ещё три города, там меньше ста тысяч. То есть практически всё остальное - это деревни и сёла. То место, где я жила (сорок километров от Осло) - это практически две тысячи человек, если посчитать, я думаю, волков, пробегающих, там, по этим лесам. Поэтому я попала в первобытнообщинный строй, совершенно с другим менталитетом, с какими-то странными укладами. Тогда я ещё всё это мало понимала. Я закончила университет, факультет журналистики МГУ, и была кандидатом наук в России.

Артём Войтенков: Каких наук?

Ирина Бергсет: Филологических. Да, можно было выбрать. Как у журналистов, у нас не было медианауки такой ещё в то время, то есть кандидат медиа- и коммуникаций (есть сейчас такие подразделы). Я выбрала филологию.

Норвегия не признала образование Московского университета, потому что у них дети начинают ходить в детский сад с пяти лет, или с шести. Поэтому год детского сада у меня вычли из защиты диссертации и сказали, что, если я хочу быть по их, по западным меркам, пересекая границу России (кандидатов там никаких нет), я должна была иметь степень Ph.D. (доктора). Это была "фишка" для Норвегии: конкуренция каких-то там мигрантов приезжих, которые будут отнимать у них рабочие места. Тем не менее, когда я искала работу, я нашла практику (там другая система) именно на факультете журналистики Осло-университета. Факультет журналистики Осло-университета - это тридцать человек с уборщицами: это профессорский состав, есть доценты и всё. Я работала в администрации научным консультантом один год. Моего языка не хватило (знания норвежского) на уровень академический, и, соответственно, я решила взять что-нибудь пониже (планку). Мне предложили и сказали, что "ты слишком замахнулась" - и я пошла работать учительницей в сельскую школу. Сельская школа представляла собой школу нового типа в Европе по датскому образцу. Это школа без... Хотела сказать "окон и дверей", но примерно так.

Артём Войтенков: То есть?

Ирина Бергсет: С первого по седьмой класс - это начальная школа в Норвегии. То, что у нас учат в первом - третьем классе. Задача государственной программы: выучить алфавит (до тринадцати лет!), и научить детей считать и читать ценники в магазинах. Всё, больше никакой задачи не ставится.

Артём Войтенков: Стоп-стоп. Что они, до седьмого класс только вот этим и занимаются?

Ирина Бергсет: Да. Мой сын приехал на уровне второго класса, учился здесь в соседней школе, в дворовой школе. Он там был практически вундеркиндом. До седьмого класса он практически не учил ничего. Но там и не надо ничего учить: домашних заданий нет. Во всех школах висят объявления, что если родители попросят тебя сделать уроки, позвони - мы поможем освободить тебя от таких родителей-садистов.

Артём Войтенков: Серьёзно? Так и написано: "садистов"?

Ирина Бергсет: Это подразумевается. "Барневарн" (Barnevernet) - это организация такая, гестапо местное, как бы детская полиция, которая спасает всех детей от родителей (биологических, естественно).

Анна Кисличенко: Мне кажется, надо уже вообще избавляться от этого термина - "биологические родители".

Ирина Бергсет: Конечно, мы - кровные родители.

Анна Кисличенко: Потому что слишком у нас уже это как-то привычно, достало уже это "биологические родители".

Ирина Бергсет: Прижилось всё это, да. Мы - кровные родители, имеется в виду, что от нормальных родителей, которые позаботятся об образовании ребёнка. Я, естественно, как человек с русским менталитетом, ему сказала: "Университет - твоя цель". Даже Осло-университет там - это, конечно, не университет, это техникум. Хотя мой сын говорит: "Университет в Осло входит в пятьдесят лучших университетов мира". А МГУ там, понимаете, за пятьсот.

Анна Кисличенко: А МГУ только в этом году вошёл в сотню.

Ирина Бергсет: Да, потому что у нас нет в Москве преподавания на английском. А в Осло-университете есть.

Анна Кисличенко: На самом деле там идёт учёт (насколько я знаю) по мнению научно-педагогического состава и по упоминанию в иностранных изданиях работ, которые сделаны в этих самых университетах.

Ирина Бергсет: Да. То есть эта система сделана отнюдь не по уровню знаний. Так вот, наизусть запрещено учить категорически. Если Вы заставите своего ребёнка выучить что-то наизусть, то это карается местными законами: разлучением тебя с такими родителями нехорошими.

Артём Войтенков: То есть если я своему ребёнку задам выучить наизусть стишок какой-нибудь, то ко мне придёт социальная служба что ли?

Ирина Бергсет: Да. И заберут ребёнка. Единственным способом тренировки памяти для меня стало пианино. Пианино, оно даёт зрительную память, моторную. Я сказала: "Ты будешь учиться играть на пианино". По законам Норвегии музыкальная школа - это двадцать минут в неделю с учителем и не больше.

Артём Войтенков: Двадцать минут?!

Ирина Бергсет: Двадцать минут в сельской школе. Ты приходишь, и учитель по двадцать минут занимается с вами. Это бесплатная музыкальная школа (я сейчас не помню: или я что-то платила) официально, и все люди счастливы. Всё рассчитано на умственно отсталых людей.

Наша школа сельская, она была, по сути, школой для умственно отсталых, потому что, ну, невозможно до тринадцати лет не иметь... Реальная математика (то, что сейчас у нас ввели, в России), то есть математика, которая видна на ценниках в магазине. Он должен понять, что там после запятой: копейки или что идут. И, кроме реальной математики, научиться читать. Причём ребёнок вслух в классе читать не может, потому что стыдно. Вы понимаете: ты читаешь медленнее, чем кто-то. Приходит специальный учитель, выводи ребёнка в коридор, в другую комнату. И только там, чтобы не позорить младенца, он будет с ним читать. Потому что до тринадцати лет так или иначе, но все норвежские дети научатся читать и мигранты - задача такая.

Поэтому мой сын занимался с учителем частным (мы нашли профессора из Польши) шестьдесят минут музыкой в неделю. Это было недостаточно, он ещё каждый день сидел за пианино. И я ему говорила: "И только пикни где-нибудь, что у тебя мама такая, потому что тебе нужно иметь память, кроме всего, и развивать душу и так далее".

Случилось у меня несчастье через шесть лет моего пребывания в Норвегии. Я ничего не знала об их системе, вот этой "Барневарн" (социальной защиты). Как и все другие люди, я жила (в России я живу или за границей): работа, дом, семья. Мы мало вникаем в государственное устройство, там, кто над вами наблюдает и всё это - не сталкиваешься. У кого-то отбирали детей. Но я же - хорошая мать (каждый думает): у меня есть работа. Я развелась с мужем через три года. Это был конфликт культур совершенно. Вот по поводу первобытнообщинного строя я вам скажу.

Как мне говорят: "Послушайте, там в каждом деревенском доме есть унитаз и есть душ, душевая кабина и все это".

Я говорю: "Да. Но при этом люди ходят мочиться, извините, за дом, потому что они делали так веками. Есть специальное место, куда человек ходит и делает там по-маленькому".

Мой сын, когда был в гостях у норвежцев и делал уроки, они не ходили в туалет. Они ходили за угол дома, в это место.

Анна Кисличенко: Ну, романтика какая-то.

Артём Войтенков: Да это просто уже уклад жизни и он не меняется.

Ирина Бергсет: Возможно. Самая богатая страна мира не кормит детей в школе (то, к чему мы пришли сейчас в России), не кормят детей в детском саду.

Когда у меня маленький сыночек родился в 2007 году, в 2008 году я ушла от мужа с двумя детьми, нашла работу в университете сначала, потом в сельской школе, чтобы больше видеться с детьми и не ездить в Осло. Три года я прожила одна. Взяла кредит в банке, купила квартиру, то есть я устроила нормальную жизнь и не была никогда социальным клиентом, работала, уделяла достаточно времени детям.

Анна Кисличенко: А дети были с тобой, да?

Ирина Бергсет: Дети были только со мной, да.

Анна Кисличенко: И никаких вопросов в принципе с судом не было?

Ирина Бергсет: Поскольку Саша от первого брака...

Анна Кисличенко: То есть с папой они общались?

Ирина Бергсет: С папой общались. Но поскольку папа обижал Сашу, то я поставила вопрос, что не будет никаких свиданий. Он же отчимом ему был (не родной ребёнок), а с маленьким - у них по закону обязанность встречаться. Я сначала держалась, как могла, чтобы не ночевал там ребёнок, потому что были угрозы избиения или чего-то такого. Но потом постепенно детский сад и все структуры давили на меня, чтобы я отдавала ребёнка. И он пробыл у него два часа сначала в субботу и воскресенье. Последний раз, спустя вот эти три года, он провёл у него неделю (пять дней). Причём ребёнок был с температурой, когда он его взял. И он увёз его в тридцатиградусный мороз, в машине, по каким-то родственникам, туда вот в Тронхейм, совершенно в другую Норвегию. Это люди совершенно с другим менталитетом. К детям относятся, как к кошкам и собакам: умер - родишь другого. Если у тебя отобрали ребёнка, тебе говорят: "Ну, наслаждайся жизнью без детей. Сходи в СПА-салон. Теперь ты - свободна. Ты можешь пожить для себя".

Анна Кисличенко: Кстати, можно будет ещё спросить Ингу Ингеборг. Она тоже жила в Норвегии, всего полтора месяца. Но она после этих полутора месяцев, она сбежала, написала прямо такие мемуары о своей культурной несовместимости со своим мужем, которого очень любила и он её очень любил. Но на каких-то маленьких вещах бытовых, каких-то деталях уклада традиционного Норвегии это просто оказалось невозможным. Например, они там не лечат насморк. Прийти к врачу, например, и попросить: "Давайте мой ребёнок сдаст анализы, он две недели уже температурит" - это нереально. Зачем?

Ирина Бергсет: Абсолютно. Дети с температурой сорок ходят в сад и школу. Руки мыть нельзя. Первый раз они узнали, что надо мыть руки, когда был свиной грипп. Тогда в университете поставили автомат с этими салфетками. Они поняли, что вообще руки надо хотя бы протирать иногда. Просто поймите: крестьянское сообщество, которое никогда (ну, а зачем воду тратить?) этим не занималось, совершенно жило диким образом. Это без преувеличения. В детском саду детей кормят в государственных (в частных - нет) один раз в неделю.

Артём Войтенков: Опа!

Ирина Бергсет: Один раз в неделю! Я пришла на родительское собрание, говорю: "Как вы можете жить? Самая богатая страна мира - один раз в неделю". Против меня встал весь детский сад (все норвежцы) и сказали, что "я веду себя, как". То есть это были первые признаки нестабильности:

- "Она не толерантна к нашим традициям".

Это томатный суп из пакетов (варят воспитатели). То есть это какая-то бурда, которую дают детям (тёплую еду, естественно). Всё остальное вы с собой даёте ребёнку.

Анна Кисличенко: Инга ещё рассказывает, что им намазывают бутерброды.

Ирина Бергсет: С семи утра до пяти вечера. Почему? Объясню. Раньше крестьяне и пастухи уходили утром и приходили в пять вечера, когда заходило солнце. И они первый раз садились кушать за стол (собиралась семья): бедность, нищета. Поэтому психология людей: воспитателей, и директора детского сада - они не понимают, что первый раз ребёнок поест, когда вся семья после пяти соберётся за столом. Вся Норвегия ест один раз в день.

Анна Кисличенко: Традиции другие.

Ирина Бергсет: Традиции, никуда не денешься, с этим невозможно бороться. Естественно, либо уезжать, либо с этим жить. Поэтому была такая война культур. Я ушла и кормила детей борщом. Утром мы вставали раньше, я давала кашу своему, он уходил в детский сад и в школу. Отойдём от этих норвежских историй.

К сожалению, в 2011 году (в конце феврале - в начале марта), завтра - 8 марта, будет ровно два года, как у меня случилось это несчастье. Седьмого марта я пошла в полицию, потому что мой маленький мальчик рассказал, что тёти, дяди какие-то и родственники моего папы (это он о своём отце так сказал) делали ему больно в ротик, в попочку. Конечно, рассказал о каких-то вещах, о которых я вообще понять не могла и поверить. Это несовместимо с российской психологией, менталитетом. У нас, извините, кровных браков (брат и сестра) не женятся уже много поколений, минимум, четыре. А в Норвегии брат и сестра могут быть мужем и женой. У них в 78-ом году только отменили. А моему мужу, ему за пятьдесят, то есть он - нормальный, всё это с ним происходило. У них нет понятия инцеста и не было. Это всё нормально.

Анна Кисличенко: Традиция другая.

Ирина Бергсет: Хорошо, да, другая культурная традиция. И есть эта некая "культурная" традиция об интиме с детками (с мальчиками и девочками) кровными и передачей их соседям и так далее. Поверить в это во всё, в этот бред, ад я не могла. Я написала заявление в полицию. С моей точки зрения это было асоциальное какое-то действие - и отнесла седьмого марта заявление. Восьмого марта нас пригласили в службу опеки детей, потому что детей надо защищать, с этим надо разобраться. Допрос длился шесть часов. И восьмого марта...

Артём Войтенков: Вас с мужем?

Ирина Бергсет: Нет. Только я была и мои двое детей. Я же жила уже без мужа три года. Я просто написала заявление "прошу вас ограничить общение". Чтобы запретить вот эти свидания какие-то. У них есть какая-то система хотя бы образцово-показательная для вида, что они с этим борются, но потом я поняла. В каждой деревне есть центры по борьбе с инцестом, но они только для того, чтобы выявить проговорившегося младенца и недовольную, там, мать или отца (кто недоволен этим) и изолировать их, то есть наказать. Фактически моего ребёнка так и наказали.

Анна Кисличенко: Есть же информация в основных газетах Норвегии ("Aftenposten"), где девочке, которую в течение долгого времени какой-то педофил использовал в качестве сексуального объекта, ей дали штраф. Это публикация в норвежской газете.

Артём Войтенков: Девочке?

Ирина Бергсет: Да. Вот, пожалуйста. Семь лет или восемь лет. Она должна была платить все судебные издержки и как бы выплатить компенсацию насильнику.

Анна Кисличенко: За содержание его.

Ирина Бергсет: В тюрьме, да. Получается, в Норвегии всё перевёрнуто с ног на голову, потому что там педофилия не является преступлением. Объясню.

Артём Войтенков: Даже законодательно?

Ирина Бергсет: Законодательно вид садизма, если вы покажете фотографии и видео. Как говорил мой бывший муж: "Нет видео - нет доказательств". Кто-то должен это всё ещё и снимать, притащить в суд. Естественно, видео документов таких очень редко достать. Эта девочка, преступление с ней было доказано (вот, которая восьмилетняя). Но если есть видео, что есть непосредственный контакт, тогда это – насилие. А что касается чувств... Министерство по делам детей называется Министерством по делам детей и равноправию всех форм сексуального разнообразия. Значит, педофилия входит...

Артём Войтенков: Как это? Одно министерство занимается и детьми и всеми формами сексуального разнообразия что ли? Одно министерство?!

Ирина Бергсет: Да. Я перевожу его по-другому: "министерство детей геев, лесбиянок и их равноправие" - это простонародный перевод, поймите правильно.

Анна Кисличенко: То есть детей и сексуальных меньшинств или как?

Ирина Бергсет: Они - не меньшинства. Натуралы - это меньшинство в Норвегии. Норвегия уже выставляет материалы своих социологов в Интернете на сайтах, что к 50-ому году эта страна будет на 90% гомостраной. Что они понимают под "гомо" - трудно представить. Потому что то, что у нас в России геи и лесбиянки - это просто прошлый век, таких уже давно не существует, всё давно изменилось. Легализовано тридцать видов браков. Тридцать!

Анна Кисличенко: Кстати, в США недавно встал вопрос о том, чтобы рассмотреть возможность легализации тридцати видов брака.

Артём Войтенков: Я плохо представляю...

Анна Кисличенко: Я тоже подумала: это же надо какую фантазию иметь, чтобы тридцать видов...

Ирина Бергсет: Мужчина и женщина - это отживающий класс. Россия - последний остров традиционной семьи, которая не защищалась последние тридцать лет законодательно. И у меня нет возможности защитить, чтобы мой сын, рождённый в натуральной семье, скажем, в естественной и натуральной - это традиционная семья по-нашему (natural family), чтобы он был таким до восемнадцати лет. Как бы неприкосновенным. То есть дети не имеют право на неприкосновенность.

Норвегия ставит план по гомогенизации или гееизации всей страны из моих детей. Я говорю: "Хорошо, пусть делают, что хотят в этой Норвегии. Но причём тут мои родные, кровные дети?!". То есть если это людей не касается здесь в России, то пусть делают, что хотят. Мой мальчик сейчас там переориентируется.

Артём Войтенков: Перевоспитывается.

Ирина Бергсет: Перевоспитывается, да. Что очень интересно, вы знаете, у меня здесь запросили статистику - институт демографической безопасности Ирины Медведевой. И я совершенно случайно на норвежском языке задала поиск каких-то материалов научных в Осло-университете. Оказалось, что Норвегия одна из первых создала институт научно-исследовательский при Осло-университете о суицидах детей от нуля до семи лет. Меня, например, эта информация шокировала, потому что ребёнок-ноль априори не может покончить с собой. Соответственно, если дети после таких садистских ситуаций, о которых рассказывает мой сын, действительно погибают, то это всё можно подать под суицидами. Никаких надзорных там европейских организаций.

Анна Кисличенко: Типа как Максим Кузьмин. Он же убил себя. Уголовное дело уже прекращено.

Ирина Бергсет: Вот, американцы.

Артём Войтенков: Типа "убил себя".

Анна Кисличенко: Почему? Это официальное заключение.

Артём Войтенков: В это сложно верится.

Анна Кисличенко: Максим Кузьмин себя убил. У него кишечная артерия внутри, она порвалась.

Артём Войтенков: С разбега об стол.

Анна Кисличенко: Он так себя стукнул.

Ирина Бергсет: Поэтому я оказалась в какой-то страшной этой истории. Восьмое марта женщина-феминистки в Норвегии празднуют по-другому. Восьмого марта у меня изъяли первый раз двоих детей. Это был такой "большой праздник" у меня два года назад, в 2011 году.

Артём Войтенков: Вы можете сопротивляться, когда приезжает социальная служба и изымает ребёнка?

Ирина Бергсет: Изъятие происходит так: ребёнок не возвращается из детского сада или из школы, то есть он практически исчезает.

Артём Войтенков: Так, втихаря.

Ирина Бергсет: Да.

Анна Кисличенко: Как и у нас.

Ирина Бергсет: В Норвегии есть государственный план (вот эта квота). Все эти опеки соревнуются по выполнению этого госплана. Есть госсоревнования, графики, диаграммы, сколько детей, какая контора, какой район отобрал, публикации в газетах, что Аурског-Хёкланд (моя коммуна) отставала от соседней коммуны и они отбирают плохо, помогают детям расстаться со своими родителями.

Анна Кисличенко: Существует же материальная стимуляция. У нас, например, в стране, это поощряется: когда выявили какое-то насилие в отношении ребёнка, то работники получают вознаграждение.

Ирина Бергсет: Да. А в Норвегии это не просто материальная стимуляция или вознаграждение, скажем так, премия в несколько рублей. А это огромные стимуляции. Недавно нам поступил отчёт шведов.

Анна Кисличенко: Да. Прекрасный документ.

Ирина Бергсет: Речь идёт о каком-то странном, как это назвать? Феномен, явление. Представляете: одно дело ладно бы у меня отобрали детей. Речь идёт: в Швеции триста тысяч детей. То есть речь идёт о краденом поколении у родителей кровных. Учёные, криминологи, юристы, адвокаты - люди с традиционными ценностями, которые ещё помнят, что традиционная семья когда-то была, они говорят, что происходит что-то странное: погромы фактически семей. И они называют цифру десять тысяч крон в день получает семья. Соответственно, коммуна там получает гораздо больше. Десять тысяч крон в день - это триста шестьдесят пять дней. Триста шестьдесят пять тысяч крон, умножаем на пять. Пятьдесят тысяч рублей в день хотите получать? Будьте приёмным родителем!

Артём Войтенков: Родителям за одного ребёнка платят?

Ирина Бергсет: Приёмному, любому. Причём родитель приёмный может выбрать. Вам понравилась эта россияночка, вы видите, что у неё голубоглазый ребёночек, вы выбрали, вы его хотите взять. Не усыновить - у них нет там такой системы усыновления. Вы звоните в опеку и говорите: "Я готов. Вот у меня всё есть (все документы)". И называете имя. Вам его доставят в течение пяти минут.

Анна Кисличенко: Это всё в докладе переведёно?

Ирина Бергсет: Да. В этом докладе написано, что практически сначала находится семья приёмная, а потом изымается под заказ ребёнок. Хотите вы негритёночка, хотите ещё кого-то.

Артём Войтенков: Это в Швеции?

Ирина Бергсет: В Швеции. Они пишут: "Швеция и скандинавские страны", потому что это очень типично для Скандинавии. В Швеции это всё с семнадцатого года (когда у нас была революция) практикуют.

Анна Кисличенко: Называется доклад: "О случаях изъятия детей из семей в Швеции и соседних скандинавских странах". Это подготовила "Семейная политика РФ" Павла Парфентьева.

(Прим.ред. Текст - http://ru.scribd.com/doc/126233385/Доклад-о-случаях-изъятия-детей-из-семей-в-Швеции-и-соседних-Скандинавских-странах )

Ирина Бергсет: Этот доклад учёные Швеции, которые видят, что что-то происходит странное, направили руководству ЕС и в парламент ЕС - всем руководителям Европейского сообщества. Что это явление некое - они очень обеспокоены, оно просто разрушает Европу, это преступление перед человечеством. Вы помните австралийские эти с аборигенами, когда двести тысяч отбирали - извинялись, что это преступление перед человечеством фактически.

Анна Кисличенко: Этот доклад подготовлен правозащитной организацией и направлен генеральному секретарю Совета Европы. Организация называется "Комитет по правам человека в скандинавских странах". Располагается она в Швеции.

Ирина Бергсет: Подписали его учёные.

Анна Кисличенко: Да. Там группа: юристы, судьи, профессора права, профессора психологии, члены управляющего Комитета по правам человека за права семьи в скандинавских странах. Вот с кем нам нужно подружиться. Это наши соратники.

Ирина Бергсет: Да, конечно. В Норвегии тоже есть правозащитники. Они разобщены, естественно. Вернёмся коротко к восьмому марта два года назад.

Детей изъяли у меня как? Мне сказали, что, мол, понимаете, такая ситуация: вы рассказываете о насилии над ребёнком. Нам нужно, чтобы вас освидетельствовал врач, сказал, что вы здоровы, можете заботиться. Естественно, я не отказывалась. Поликлиника - десять минут на машине.

Меня посадила в машину сотрудница опеки, говорит: "Мы поиграем с Вашими детьми". Я была в конторе по защите службы детей. Дети остались там на пять минут. Естественно, я сейчас понимаю, что это было неправомерно. Но я уверяю вас, что если бы я поехала с ними, произошло бы то же самое. И когда мы доехали до поликлиники, мой сын по мобильному телефону, Саша старший (ему было тринадцать лет) позвонил: "Мама, нас уводят в приёмную семью".

Что делать? Ты на расстоянии десяти километров от своих детей, которых увезли на секретный адрес. По закону они имеют право изъять без предъявления бумаг, как я вам говорю. Я пришла к врачу. Единственное, что я могла сделать - взять себя в руки. Участковый - сельский врач, который практически ветеринар, лечит всё: он может лечить вам зубы, в носу, гинекологию. Это вот то, к чему идёт сейчас Россия.

Анна Кисличенко: Собак лечит?

Ирина Бергсет: Я думаю, он лечит всех. Я объясню. Нам нужно было удалить родинку. Я рассказываю эту историю. У Саши шрам вот такой: пять сантиметров, ему располосовали ножом (родинку!). Человек, который, я думаю, коров лечил и что-то им удалял - это хирург с двадцатилетним стажем. Но чтобы его добиться, мы ждали его семь месяцев в Осло (этого хирурга). Врачей в Норвегии нет, надо учиться в университете, они вербуют по всей Европе Западной. Женщина, которая страховой врач - дама была из Восточной Германии, она сказала: "Знаете, я никогда не делала. Я работала: вот, если ногу кто-то сломает, приезжал, говорила: "Да, это нога сломана". Но я вам сейчас удалю".

Она открыла книжку и говорит: "Здесь написано: "Протрите ваткой".

Я на полном серьёзе рассказываю.

- "Намочите ватку спиртом, - по инструкции, - протрите это место".

Я ей говорю: "Так вообще-то кожи (мяса) мало" (родинка на косточке была). Я остановилась в шоке. Так вот, надо было взять себя в руки и сказать вежливо, потому что за недоверие врачу у вас изымается ребёнок.

Анна Кисличенко: Это, как у Завгородней сейчас, то же самое.

Ирина Бергсет: Как?! Я не доверяю врачу? Который собирается спасти моего ребёнка от родинки?! Понимаете?

Анна Кисличенко: И уже даже открыла книжку.

Ирина Бергсет: И уже открыла книгу и начала процесс... То есть на каждом этапе вы можете расстаться со своим ребёнком. Сама система поможет вам в течение двадцати четырёх часов в сутки освободиться абсолютно бесплатно и позаботиться о вашем ребёнке. Что с ним будет происходить? Тут написано, кстати, что это нарколагеря. Доклад вы прочтёте на тридцати страницах. Это удивительный материал.

А я собираю публикации в прессе. Правозащитники Норвегии борются и они говорят, что это и нарколагерь, что это какая-то коррупционная система по торговле детьми. Норвегия впереди планеты всей. Они очень хорошо борются с тем, чтобы разлучать детей с родителями, и фактически одна пятая (заголовок в "Aftenposten") детей в Норвегии уже спасена от родителей. В Норвегии вы видели цифру один миллион детей. Одна пятая - это двести тысяч, она уже спасена и живёт в детских домах и приютах. Пособие на одного ребёнка приюту - это один миллион рублей в месяц, то есть двенадцать миллионов рублей в год получается на ребёнка.

Причём, если вы ребёнка делаете инвалидом, вы получаете больше пособия от государства (дотацию вашей семье). Почему? Потому что нужен же ещё уход. То есть вы составляете бюджет, расходная часть увеличивается. Поэтому дети, как правило, ломают грудные клетки, становятся инвалидами, сидят в кресле. Чем больше он получает травм, тем выгоднее этому приюту, который практически это тюрьма семейного типа.

Я прошла добровольно психиатрическое обследование, причём меня никуда не направляли. Я сказала: "Конечно, я всё пройду (как россиянин). Я все предоставлю справки". И через неделю мне вернули детей, потому что коррупционно ещё не было решёно (всё там не было проплачено), и с бывшим мужем, видимо, вопрос не был решён. В Норвегии максимум, почти 99% детей изымают, если они становятся на контроль службой опеки детей и становятся клиентами "Барневарн". У меня есть статистика, я Вам покажу.

Артём Войтенков: "Барневарн" - это служба соцзащиты?

Ирина Бергсет: "Барневарн": барне - "дети", "варн" - "защита". Это защита детей. Это такая служба защиты детей. Есть очень любопытная статистика: каждые пять лет, "Барневарн" совершенно гордятся этим. По количеству детей в "Барневарн" наши возглавляют топ-лист. Объясню.

(Примечание ред.:

Статистика http://ru.norge.wikia.com/wiki/Некоторые_факты_статистики_по_работе_Барневарн

Официальный отчет о русских детях и детях имигрантов, изъятых в Норвегии у ХОРОШИХ родителей на 1 января 2010 года. http://www.ssb.no/emner/03/03/rapp_201139/rapp_201139.pdf )

Анна Кисличенко: Наши впереди. Потом Иран. Это геополитический интерес или как?

Ирина Бергсет: Десять детей рождается в Норвегии. Из них два ребёнка рождается от норвежцев и восемь рождают иммигранты. То есть на каждые десять детей - восемь детей. Прирост населения идёт за счёт иммигрантов. Естественно, иммигранты рождают здоровое население, потому что мы близкородственные браки не практикуем: все страны, даже западные, азиатские. А в Норвегии легализованы близкородственные браки между кровным братом и сестрой. Поэтому эти два ребёнка, которые рождаются, рождаются даун-синдром или генетически необратимые болезни, это инвалиды фактически. Норвегия это не скрывает. Поэтому единственная задача - это интервенция (захват детей).

Задача была поставлена такая: дети делятся на три типа у норвежской "Барневарн". Это система, которая создана в 92-ом году. По моим предположениям, создана вот именно государственной системой, которую тогда возглавляли люди, толерантные к педофилии.

Анна Кисличенко: Социал-демократические партии, по-моему.

Ирина Бергсет: Честно вам скажу, что такой феномен, как Брейвик, очень многое объясняет. Человек вышел на улицу и расстрелял там чуть-чуть людей, чуть-чуть детей.

Артём Войтенков: Ну, не чуть-чуть.

Ирина Бергсет: Восемьдесят, да. Все как-то забывают, что он подложил бомбу у кабинета премьер-министра правящей партии, то есть главы государства. Бомбочка там взорвалась. Его, к сожалению, не было там на месте, как говорит Брейвик. Но эта "Arbeitspartie" - философия её, последние десять лет, направлена как раз на увеличение отбирания детей без суда и следствия. То есть у мигрантов надо у всех отобрать детей. Сделать гей-государство – гомо. У них другое понятие "гомогосударство", то есть не натуральное к 90-му году.

Руководители государства все заявляют, что они - представители гей-сообществ. Но у них все геи женаты. Чтобы вы понимали, что это немножко другое - полигамия некая такая, скажем. И самое главное, что философией этих людей стал десятилетний проект вот именно этой партии "Arbeitspartie" то, что вся традиционная литература должна быть запрещена.

Есть документ уже, этот их Лисбаккен (такой был министр по делам детей) говорил, что "я - гомо" (у них не говорят "гей"), и "я хочу, чтобы вся страна была, как я". Он инициировал такую государственную программу с государственным финансированием, то есть госбюджет, провести эксперимент: в детских садах изъята была вся литература типа "Золушки", братья Гримм, все сказки. Речь идёт не о русских народных - они их не читают. И вместо них была написана другая литература уже много лет назад, а не сейчас. Она называется "Schoenliteratur" - половая литература (schoen - это "пол").

Анна Кисличенко: Там, где принц встречается не Золушку, а другого принца.

Ирина Бергсет: Да. Принц влюбляется в короля, в принца, девушка, естественно, принцесса мечтает жениться на королеве или на другой принцессе. Такого рода литература написана огромными томами вот такими большими буквами.

Анна Кисличенко: Кстати, и в Прибалтике в нашей тоже такие вводят.

Ирина Бергсет: И по закону вот этой Arbeitspartie и Лисбаккена моим детям уже в детском саду на горшках (есть литература для нуля, для полугодика - для всех уровней) воспитатели обязаны читать эту литературу. То есть секс-просвет такой идёт именно на то, что всё это совершенно нормально, и дети должны понимать, что существует секс-разнообразие и толерантность.

Анна Кисличенко: Я добавлю: существует европейский стандарт сексуального воспитания детей ВОЗ. Там написано, каким образом должен воспитываться сексуально ребёнок от нуля до четырёх, от четырёх до десяти, по-моему, лет и так далее.

Артём Войтенков: От нуля до четырёх уже сексуально воспитываться?

...

Читать текстовую версию дальше на сайте источника...
Текст: Наталья Альшаева, Наталья Ризаева
«Познавательное ТВ», 17 марта 2013
Tags: агитпроп и пиар, беспредел и анархия, видео, госбезопасность и разведка, двойные стандарты, деградация, детство, диктатура и тоталитаризм, европа, женщины, жизнь и люди, заговоры и конспирология, заграница, законы и конституция, запад, идеология и власть, интервью и репортаж, информационные войны, колониализм, критика, либероиды и креаклы, менталитет, миграция и беженцы, мировое правительство и глобализм, мифы и мистификации, мнения и аналитика, народы, нонсенс, норвегия, нравы и мораль, образование и воспитание, общество и население, оккупация и интервенция, опровержения и разоблачения, поколения, пороки, правозащита, протесты и бунты, противостояние, репрессии и цензура, родители, россия, русофобия и антисоветизм, русские и славяне, свобода, секс и эротика, семья, силовики и спецслужбы, скандинавия, современность, страны и столицы, суды и следствия, толерантность, традиции, уровень жизни, факты и свидетели, ювенальная юстиция
Subscribe

promo eto_fake march 28, 2012 00:37 7
Buy for 10 tokens
Large Visitor Globe Поиск по сообществу по комментариям
  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 2 comments