«Перестройка»: четверть века спустя
Из воспоминаний и размышлений кадрового советского разведчика / Николай Леонов
Ветеран советской разведки Н.С. Леонов анализирует причины разразившегося на рубеже 1980-1990-х годов общественного кризиса в СССР и его последствия, разоблачает мифы неолиберальных идеологов о нереформируемости советской модели социализма, рассказывает о действительной ситуации в стране и на мировой арене, о значении подрывной деятельности против Советского Союза западных спецслужб. ©
Ещё с Николаем Леоновым, в т.ч. Распад СССР: 25 лет спустя
Делится своими мыслями о роли ряда политических деятелей, приводя малоизвестные и не известные читателям факты и высказывания, иллюстрирующие реальную обстановку той поры.
Член редколлегии «Свободной мысли» В.Г. Бушуев встретился с ветераном советской разведки Н. Леоновым и попросил его ответить на вопросы редакции о событиях времен «перестройки».
В. Б.: — Уважаемый Николай Сергеевич, 25 лет назад в нашей стране происходили бурные, полные драматизма события. Казавшиеся незыблемыми основы социалистического строя были подорваны политикой «перестройки», начатой в 1985 г. по инициативе Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева. В обществе царили хаос и неразбериха. Экономика переживала колоссальные сбои, в политической жизни произошел мощный разлом, обострились противоречия между сторонниками и противниками проводившихся реформ. Страна стояла на грани развала.В то время Вы находились в эпицентре происходивших событий, занимая посты руководителя информационно-аналитического управления КГБ и заместителя начальника советской разведки — ПГУ. В чем сейчас Вы видите причины тяжелейших испытаний, которые тогда выпали на долю нашего народа, нашей Родины? Как Вы считаете, была ли в принципе реформируема советская модель социализма? Или она находилась в полном тупике, из которого не было выхода?
Н. Л.: — Можно ли считать советскую систему тупиковым путем развития общества? Сама постановка вопроса некорректна ни в научном, ни в практическом плане. «Тупик» — это плохой пропагандистский термин. Он останавливает мысль подобно тому, как дорожный знак «кирпич» требует срочно давить на тормоза. Социалистическая модель СССР — лишь один из вариантов воплощения в жизнь учения К. Маркса, с азиатскими отклонениями от него в сторону от демократии. Вот уже скоро сто лет, как мир то там, то сям сталкивается с вариантами социал-демократии в теории и во плоти (вспомним об идеях II, III и даже IV Интернационалов, а также австрийскую, шведскую и прочие живые модели социализма). Не следует закрывать глаза и на опыт КНР, Кубы, а также иных вариантов воплощения этого учения. Социализм невозможно вычеркнуть из общественной практики. Его надо «доводить до ума», как это делают инженеры с хорошей по задумке, но не до конца освоенной машиной.
В постсоветское время «неолиберальные» политологи и журналисты долго жевали, а некоторые и до сих пор не могут выплюнуть изо рта тезис о «нереформируемости» сложившейся в СССР социально-экономической системы. Политическая ангажированность такой позиции очевидна даже для школьника старших классов: ведь надо хоть как-то оправдать совершенное в 1991 г. преступление, когда в борьбе за власть и собственность новые хозяева земли русской принесли в жертву историческое государство, разрушили экономический и научно-технический потенциал страны, обрекли на деградацию и вымирание великий народ. «Нереформируемость» — это пустой журналистский штамп, который даже его пользователи никогда не пытались разъяснить общественности: он подавался как сама собой разумеющаяся аксиома. На самом деле формула «нереформируемости» является ложью от начала и до конца.
Вся история человечества — череда возникновения, расцвета и увядания различных социально-экономических укладов. Рабовладение, феодализм, капитализм, социализм — только самые грубые, видимые невооруженным глазом ступени восхождения человечества к современному этапу цивилизации. А сколько промежуточных, смешанных, временами экзотических форм бытия знала история! Им счета нет. Менялись они либо эволюционно, мирно (возьмите пример Японии), либо революционно, насильственно (напомним хотя бы Францию), но никакой предыдущий строй не объявлялся «нереформируемым», то есть подлежащим тотальному разрушению.
Насильственные формы смены социально-экономических укладов, выливающиеся в революции, происходят, только когда правящий класс упорно не желает отдавать власть новым социальным группам, цепко держится за свои материальные и иные привилегии, стоит, как говорят, «до последнего». Вот тогда происходит вспышка революции с гражданской войной. Такие революции остаются в истории человечества как крупные вехи. Политологи считают, что самыми крупными по своим последствиям были четыре революции: Великая французская, русская 1917 года, китайская и кубинская. Везде в основе лежало нежелание правящих классов согласиться на мирные эволюционные перемены в интересах большинства общества. В таких случаях и возникает желание искоренить зло, вывернуть наизнанку страну, тогда и случаются «перегибы» разного рода.
В СССР на рубеже 1980–1990-х годов не было никаких компонентов революционной ситуации. Да, имелись застойные явления в экономике, буксовали социальные программы, правящая элита утратила веру в будущее и оказалась не способна на адекватную оценку ситуации. Но кризис поразил только верхушку Коммунистической партии. Развал начался в 1987 г. после конфликта между М. Горбачевым и Б. Ельциным, возникшего во время обсуждения на Политбюро проекта доклада Михаила Сергеевича, посвященного 70-летию СССР. Этот конфликт оказался искрой, из которой возгорелось пламя. Горючего материала в стране было навалом. Прежде всего, заполыхал костер национализма, быстро переросшего в сепаратизм. Есть поговорка: «От упавшего дерева даже ребенок сможет наколоть дров». Обессиливший Кремль выпустил вожжи управления из своих рук. Власть буквально валялась на земле, и претендентов на нее нашлось великое множество.
Обратите внимание: ни одна страна из многочисленного в то время социалистического содружества не пережила такого разрушения, как Россия. Все европейские соцстраны, а также КНР, Монголия, Вьетнам, социально-экономические модели которых были схожими с СССР, в сравнительно спокойной обстановке перешли на новые рельсы. Никто из них никогда не говорил о «нереформируемости» своих систем, нигде не было хищнического разрушения экономики и сопоставимых с нашей страной катастрофических последствий для населения. Даже Куба с ее жесткой административной системой, необходимой для выживания в режиме осажденной крепости, нашла силы для строительства новой социально-экономической модели. Реформировать можно все и порой даже необходимо, но лишь если политическая власть знает, что и как надо делать в интересах страны и народа.
М. Горбачеву, облеченному всей полнотой власти, надо было бы в первую очередь изучить китайский опыт начавшихся реформ, а не торопиться поучать весь мир примитивными книжечками типа «Новое мышление... для всего мира». В первую очередь следовало бы разработать программу постепенного перевода значительной части военно-промышленного комплекса на выпуск гражданской продукции. Отказаться от количественных показателей гонки вооружений. Сократить военные расходы. Развернуть общепартийную дискуссию о модернизации сложившейся социально-экономической модели.
Следовало принять предложение лидера ГДР Э. Хонеккера о созыве совещания глав соцстран для серьезного обсуждения накопившихся проблем и поиска совместных путей их решения вмеcто ежегодных пустых протокольных встреч ПКК (Политического консультативного Комитета) для подписания таких же пустых деклараций.
— В чем Вам видится ключевой недостаток утвердившейся в Советском Союзе и ряде других стран модели социализма, который, в конечном счете, сыграл роковую роль в событиях 1991 года?
— Гибельная гипертрофия роли личности лидера партии. Генеральные секретари обладали полнотой власти, которая не снилась императорам. Они могли как угодно видоизменять социально-экономическую модель страны. В их руках находились мощнейшие инструменты управления в лице партии и силовых структур плюс всевозможных общественных организаций (их именовали «приводными ремнями» от партии к народу). Чего только не было? Были и хозрасчет, и косыгинские проекты реформ, на которые Л. Брежнев отреагировал: «Все правильно, но преждевременно...»
После этого говорить о «тупике», о «не поддающейся реформе системе» — значит брать большой грех на душу. Один Н. Хрущев за десять лет своего правления затеял столько реформ, что дух захватывает от одного их перечисления. Партийно-государственная элита чаще всего просто поддакивала «вождю» вместо того, чтобы конструктивно участвовать в выработке решений. Сам Хрущев рассказывал, что идею о разделе обкомов партии на городские и сельские он сформулировал в письме всем членам Политбюро, попросив их честно высказать мнение. Все письменно одобрили, а после снятия Хрущева публично заявляли, что это была «блажь и химера».
Любая система нуждается в совершенствовании. Монархии, диктаторские режимы, демократические республики постоянно менялись по форме и по существу. Талантливые политические руководители и чуткие национальные элиты своевременными реформами удерживали стабильность своих систем и обеспечивали их развитие. В СССР этого не случилось. С каждым витком смены руководства качества первого лица ухудшались: это доказывают Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко и, наконец, Горбачев.
Происходило так потому, что выбор лидера производила узкая группа членов Политбюро, руководствовавшихся личными интересами, а не судьбой СССР. Выбирали не самых талантливых, а самых удобных. Ветераны службы охраны вспоминают, что Брежнев намеревался выдвинуть в качестве преемника В. Щербицкого, но прибывший первым к скончавшемуся Леониду Ильичу Д. Устинов взял «атомный чемоданчик», вручил его стоявшему рядом Ю. Андропову и сказал: «Ну вот, Юра, принимай теперь дела!» Этим было все сказано. Андропов был к этому времени уже смертельно болен, но с Д. Устиновым его связывала многолетняя дружба.
Чудовищная концентрация власти в руках одного лица и нелепая система «престолонаследия» не позволяли рассчитывать на устойчивое благополучное развитие. Оставалось уповать на то, что по случайности страну возглавит здравомыслящий, волевой политик, имеющий ясный план развития.
Мы, тогдашние офицеры разведки, часто обсуждали вопрос, проистекают ли трудности социалистического строительства в СССР от объективных причин, присущих самой доктрине, или же являются следствием субъективных факторов. И каждый раз приходили к выводу, что виной оставался человеческий фактор. Ведь недаром мы даже тогда давали нелестные клички историческим отрезкам, связанным с конкретными руководителями.
Сталинский «культ личности» сменился хрущевским «волюнтаризмом», на смену ему пришел брежневский «период застоя», потом началось «пятилетие похорон» и, наконец, горбачевская «перестройка», смысла которой, видимо, не понимал сам изобретатель этого слова, так и не сумевший разъяснить его народу. Помните фразу известного писателя: «Перестройка — это самолет, который знает, откуда он взлетел, но не знает куда полетит и где сядет!» Сама компартия при каждой смене лидера публично или сквозь зубы осуждала свою недавнюю политику, но изменить технологию формирования власти и порядок принятия решений так и не смогла. Это и стало причиной ее гибели.
Настоящий политический руководитель имеет в голове и в сердце четкую программу действий, доводит ее до сознания большинства нации, получает демократическим путем одобрение и затем посвящает всю энергию ее реализации. К сожалению, ничего из этого набора требований у последних пяти лидеров Советского Союза не было.
Любая попытка обновления пугала партийно-государственную элиту. Долгие годы ее символом служил М. Суслов — засохший реликт, подобие средневековых религиозных догматиков, как бы сошедший с полотен Эль Греко. Считавшийся идеологом КПСС, он заморозил всякую живую мысль, а собственных мыслей у него явно не было. Социализм провозглашался «вечно живым учением», а на деле в СССР превратился в тормоз общественной мысли, стал закостеневшей догмой. Один авторитетный зарубежный государственный деятель сказал мне: «СССР напоминает автомобиль, водитель которого заснул за рулем, а вы, вместо того, чтобы разбудить его, подносите палец к губам и говорите «Тише, тише... а то проснется!»
— Как бы Вы охарактеризовали обстановку в мире во время развития негативных процессов, приведшие к краху Советского Союза? И что, на Ваш взгляд, положило начало им?
— Вершины своего развития Советский Союз достиг, по-моему, к 1975 г. Все выглядело благополучно. Страна готовилась к встрече 60-й годовщины Октябрьской революции. 69-летний жизнелюб Л. Брежнев выглядел моложавым здоровяком и готовился принять новый, более демократический текст Конституции. Выросшие из-за арабо-израильских конфликтов цены на нефть ласкали сердце кремлевским сидельцам.
А вот у наших политических противников, США и НАТО, дела шли из рук вон плохо. США потерпели в 1975 г. поражение в «грязной войне» во Вьетнаме и вынуждены были с позором убраться оттуда. Годом раньше, в результате «уотергейтского» скандала, с позором ушел с поста президента США Р. Никсон. «Революция гвоздик» в Португалии в апреле 1974 г. вызвала кризис в НАТО и привела к развалу последней колониальной империи в Африке. А впереди американцев ждали еще более крупные неприятности в виде хомейнистской революции 1979 г. в Иране, захвата посольства США в Тегеране и унизительного провала операции «Орлиный коготь» при попытке силой освободить американских заложников.
Казалось, жить бы да радоваться. Но в советской разведке хорошо знали о назревавших в стране трудностях, с которыми надо было считаться. Нам, между прочим, помогали обильные советологические исследования, которые проводились нашими противниками и попадали в наши руки. Именно тогда для Политбюро по указанию Ю. Андропова нами были подготовлены два документа. Один, предупреждавший об опасности чрезмерного расширения географической зоны влияния в мире из-за недостатка у СССР материальных и кадровых ресурсов. Второй — о целесообразности количественного ограничения производства вооружений и перехода к принципу «разумной достаточности». Но информация уходила без обратной связи, а попытки более рельефно оформить наши рекомендации однажды получили такой ответ с самого «верха»: «Не учите нас управлять государством!»
С 1976 г. начался процесс упадка СССР и социалистической системы, перешедший в деградацию, а затем и в распад. Может быть, начало было положено болезнью Л. Брежнева, который перенес тогда клиническую смерть и перестал быть полноценным руководителем. Шесть последующих лет, до смерти Л. Брежнева в 1982 г., страна жила на «автопилоте». Именно в это время, в 1978 г., в Москву был вызван и получил пост секретаря ЦК М. Горбачев, которому суждено было стать могильщиком социалистической системы. К этому времени государственная стратегия перестала существовать. Каждый член руководящей команды решал вопросы с позиций ведомственного интереса.
Сам Брежнев осознавал свое положение и не раз ставил вопрос об отставке. Но вместо этого его чуть ли не каждый год награждали очередным званием Героя Советского Союза, званием Маршала, в нарушение статуса ордена «Октябрьская революция» дважды сделали кавалером этого ордена, вручили орден «Победы» (совсем не по делу). Окружение держалось за свои места любой ценой, не думая о государстве и Родине.
Помнится, во время одного из приездов Ю. Андропова в штаб-квартиру разведки мы рассказали ему о злорадстве на Западе в связи с этим и предложили сделать Л. Брежнева почетным Председателем КПСС, утвердить какой-нибудь особый знак отличия и избрать нового Генерального секретаря. Ответ был резким: «Не ссорьте меня с партией!».
С введением в Афганистан 40-й армии в конце 1979 г. началось скольжение СССР и КПСС в пропасть. Абсолютная секретность подготовки, оставлявшая в неведении даже большую часть партийно-государственной элиты, не позволила профессионально просчитать последствия этой акции. Ввод войск был очевидным вмешательством во внутренний гражданский конфликт на стороне одной из сторон, с которой было связано эмоциональной дружбой советское руководство. Остальные аргументы были сугубо пропагандистскими. Население СССР и вооруженные силы так и не поняли смысла этой самоубийственной затеи. 10 лет длилась эта бессмысленная война, в которой мы потеряли 14 тысяч погибшими. Впечатляют и потери техники: около 300 самолетов и вертолетов, сотни танков и бронемашин, тысячи автомобилей. Никто не считал, в какую копеечку влетела эта война нашему народу.
Афганская авантюра привела к резкой изоляции Советского Союза в мире. Очень авторитетное по тем временам Движение неприсоединения, пост председателя которого на ротационной основе занимал Ф. Кастро, было буквально ошеломлено действиями советского руководства. До 1979 г. члены этого Движения симпатизировали Советскому Союзу, а не США. Теперь же ситуация изменилась буквально на глазах.
Пропагандистская машина Запада заработала на предельных оборотах. Мы становились в глазах общественного мнения США «империей зла». На выборах 1980 г. победил Р. Рейган, отличавшийся сверхантисоветскими настроениями. Он выдвинул идею создания системы защиты США от угрозы из космоса (Стратегическая оборонная инициатива). Для США создалась удобная ситуация, при которой они чужими руками и чужой кровью могли изматывать Советский Союз, используя к тому же знамя ислама.
Советские трудности можно было минимизировать в глазах нашего населения посредством жесткого контроля над СМИ, но их нельзя было скрыть от зарубежной общественности. Через год после начала афганской войны стало возможным бросить перчатку социалистическому строю как таковому: в польском Гданьске под руководством электрика Л. Валенсы был сформирован независимый профсоюз «Солидарность». Он стал выполнять роль политической партии, превратившейся в могильщика социализма в Польше.
Разрушительный эффект афганской войны был удесятерен изнурительной гонкой вооружений, в которую мы неосмотрительно ввязались. Конечно, безопасность Отечества — дело святое, но долг политического руководства состоял в том, чтобы разумно взвесить, сколько и какого оружия достаточно, чтобы ее гарантировать. СССР выбивался из сил ради равенства с потенциальными противниками. В «зените» гонки вооружений он имел более 50 тысяч ядерных боеприпасов и более 10 тысяч стартов, сотни подводных лодок, десятки тысяч самолетов. Став Генеральным секретарем ЦК КПСС, Ю. Андропов однажды сказал, что СССР должен иметь арсенал вооружений, равный совокупному арсеналу США, НАТО и КНР. Это уже уровень параноидального мышления. Западные эксперты полагали, что на гонку вооружений расходовалось 40 процентов ВВП СССР. Она оказывалась не под силу нашей экономике. Военные расходы самым губительным образом сказались на гражданских отраслях, на благосостоянии населения. Они лежали тяжелым грузом и на союзниках по Варшавскому пакту, порождая и усиливая антисоветские настроения.
Самое печальное, что груды накопленного вооружения оказались ненужными, и их пришлось уничтожать. Пойдя на огромные расходы, мы начали избавляться от химического, бактериологического, ракетно-ядерного оружия, резали танки, самолеты. И выяснилось, что оставшегося оружия достаточно, чтобы гарантировать безопасность Отечества. В 1994 году Россия продала США 500 тонн советского оружейного урана и плутония, тоже оказавшихся «излишними». Так что потребности в прежнем фатальном самоистязании не существовало.
Увлеченные проблемами военно-политического и международного характера советские руководители не хотели видеть кризисных явлений в экономике. Подавляющее большинство членов Политбюро занималось вовсе не ей. Там всегда были представлены МИД, КГБ, Министерство обороны, аппарат КПСС, а также Украина и Казахстан, то есть те, кто умел расходовать средства государства. И, по сути дела, только один Предсовмина А. Косыгин был обязан зарабатывать эти средства. Сельским хозяйством вообще никто не хотел всерьез заниматься. Даже Горбачев, специально привлеченный из Ставрополья для оживления аграрной сферы, «слинял» с этой должности при первой возможности.
Community Info